Читаем Моя еврейская бабушка (сборник) полностью

– Галочка, а вот еще пирожки… Генусичек, смотри, что я припасла! – Алла вытащила из сумки-холодильника на свет божий запотевшую бутылку «беленькой». Какой мужчина устоит против заветной «путинки»!

– Господи, я не верю своему счастью! В кои-то веки жена мне предлагает выпить! – обрадовался Гена. – Давай сюда рюмки. Галя, а ты что будешь?

– Вина чуть-чуть, – снова принялась жеманничать Галя.

«Воображуля, ломака, сама налопалась от пуза сала с чесноком, бараниной залакировала, потом догналась пирожками, и надо же, сидит, придуривает, вина ей подавай!» Алла хоть и злорадствовала, но у нее стало полегче на душе. Она с удовлетворением отметила, что Галин жантильный животик от обильной еды налился спелым арбузом. Генино отвисшее пузо мало волновало жену. «Пусть трескает все, что хочет и сколько в него влезет, я позже выколочу из него весь жир».

День незаметно перевалил за вторую половину, близился вечер. Застолье продолжалось. Алла еле стояла на ногах, но ее мысли-скакуны летели в одном направлении, не раздрыгиваясь по сторонам: «Агеевна все правильно насоветовала, дескать, прикормить надо разлучницу, упоить ее, ублажить, чтобы юбка у нее по швам полезла. Отличная бабка Агеевна, зря я на нее наехала, зря! Хоть научила меня уму-разуму».

Так и повелось отныне: Алла – у плиты, Галя с Геной – за столом.

– Алла, ну присядь на минутку, с нами интересно, – умоляла Галя, хватаясь за Аллин фартук.

«Ишь, как запела, дескать, интересно с нами, а вот шиш тебе, мне нельзя с вами рассиживаться, Агеевна велела, чтобы я с ног сбилась вас ублажаючи, вот я и ношусь, как умалишенная», – мысленно свирепствовала Алла, нежными движениями высвобождая фартук из Галиных рук, а вслух продолжала гнуть свою линию:

– Ешьте-ешьте, а ты, Генусик, рюмки-то освежай! – И спешила к плите.

Вся кухня была заставлена кастрюлями, сковородами, латочками, жаровнями и противнями. Повсюду высились горы продуктов. Алла завела на даче два холодильника (лишь бы отвадить соперницу), которые громко урчали и кряхтели, замораживая и сохраняя продукты впрок.

К середине августа муж с подругой заметно округлились. Оба лениво сидели в шезлонгах и вяло переговаривались. Ушли в никуда разговоры о философии и литературе, закончились стихи, сошли на нет дискуссии и споры. Недоколотые дрова безнадежно валялись у ворот, прохожие сельчане тихонько прихватывали по полешку «на ход ноги», не догадываясь, что за ними зорко следит хозяйкин взгляд. «Всех достану, гады проклятые, все дрова обратно принесете, а этих красавцев, как свиней откормлю!» – вихрем проносилось в Аллиной голове, когда она с подносами выбегала на летнюю веранду.

Незаметно прошло лето. Потихоньку стали накрапывать дожди, обещая, что совсем скоро начнутся затяжные, осенние. В конце августа безнадежно растолстевшая Галя бесследно исчезла. Она не звонила, сотовый не отвечал. Гена продолжал обжираться в одиночку. Алла уже подумывала, как бы поубавить ему рацион: «А то еще заболеет, диабет какой-нибудь подхватит, возись с ним потом. Экий боров жирный! Пора переводить его в другой режим».

– Ген, а почему к нам Галя перестала ездить? – сказала Алла, подливая водку в опустевшую рюмку.

– А она домик себе купила, в Карташевской, совсем недорого, и кредит не понадобился, – сообщил муж и вновь погрузился в поглощение пиши.

Алла внутренне возликовала и тут же вылила водку обратно в бутылку. «Все жалобилась, что средств у нее нет, дескать, одинокая, на жизнь не хватает… сразу денежки нашлись. Все, кончились мои мучения. Полный каюк разлучнице! Пусть диетничает в своей Карташевской».

– Хватит пить, иди-ка с дровами разберись, вон они, до сих пор у дороги валяются. Люди половину уже по домам разнесли, – ее голос звучал сухо и неприязненно, глаза завострились, как концы у лыжных палок. Гена встрепенулся, посмотрел на жену…

Он поднялся, послушно сходил в сарай, взял топор, и вскоре из-за забора раздался методичный стук. «Агеевна была права, напрасно я ей тогда денег пожалела, старушка, голодает, наверное», – деловито размышляла Алла, убирая стол с веранды. Кастрюли и сковороды надолго залегли на дно кухонного шкафа. Оставшиеся продукты Алла спрятала в морозилку, отключила второй холодильник и легла в гамак.

– Ген, а здесь есть почта? – крикнула она, лениво приподняв голову.

Муж тупо и методично стучал топором по суковатому пню. Тот не поддавался.

– Есть, – наконец отозвался он.

– Вот вам адрес, вот деньги, отправьте срочный перевод! – Алла протянула в окошечко старую газету с адресом и деньги.

– А кому отправить? – спросила девушка из «окошечка», растерянно теребя пятисотенную купюру.

– Как это кому? Агеевне, кому же еще…

С умиротворенным сердцем возвращалась Алла на дачный участок. Отвадила-отвадила-отвадила. Спасла семью. Спасибо Агеевне, научила уму-разуму. Старуха рекомендовала кормить и поить подругу Галю до отвала, чтобы у разлучницы брюхо выросло. Хорошо, что послушалась старуху, в итоге разлучница вместе с брюхом отвалила по другую сторону от железной дороги. Нам с боевыми подругами не по пути!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее