Моя фронтовая лыжня

За полночь подошли к станции Гряды. Здесь предстоит ночлег. Мы еще не отрешились от тыловой психологии: слово "ночлег" у нас по привычке ассоциируется с крышей над головой, с какими-то натопленными помещениями. Однако Гряды преподали нам первый практический урок фронтового быта.

От пристанционного поселка, не ахти какого большого и в мирное время, ныне остались рожки да ножки. В немногие уцелевшие дома и избушки вход преграждают часовые. Из одного домика вышел на крыльцо капитан и разъяснил нам, лыжбатовским квартирьерам, ситуацию:

- Из-за частых наов авиации привалы и ночлег транзитных воинских частей вблизи станции и в поселке строго запрещаются. И никаких костров!

У одного из нас непроизвольно вырвалось недоуменное, наивно-тыловое:

- Вот так номер! И как же нам быть?

Капитан снисходительно улыбнулся.

- Сибиряки? - спросил он.

- Почти. Уральцы.

- Так я не стану вас учить, как устраиваться на ночлег, коли жилья нет. Сворачивайте в сторону, забирайтесь в лес и устраивайтесь, как у тещи на именинах.

- Это мы и сами сообразили бы. Но у нас времени в обрез. Пока доберемся до леса, пока будем канителиться с шалашами - опять на лыжи становись.

- Тогда возможен другой вариант. Сразу за станцией начинаются снегозащитные насаждения: по два ряда елочек слева и справа от дороги. На прошлой неделе какие-то смекалистые лыжники устроились между елочками на ночлег. Теперь в этой "гостинице" каждую ночь кто-то располагается.

Наш комбат предпочел второй вариант. И правда, "гостиничные номера" выглядят вполне приемлемо. Снег уже утоптан нашими предшественниками, кое-где настелены лапники, солома. Кроны елей, смыкаясь над головой, образуют подобие крыши. Правда, вмещаемся в узкое ложе только по два, поэтому батальон растянулся вдоль железной дороги на сотни метров.

Поужинав всухомятку, я и Фунин укладываемся, прижимаясь друг к другу спинами. Уже засыпая, слышу, как в соседнем "номере" кто-то рассуждает:

- Строиться в две шеренги - обучены, маршировать - тоже умеем. А вот ночевать в две шеренги - впервой приходится!

До подъема беспросыпно мало кто дотянул. Тридцатиградусный мороз крепко пробирал даже самых закаленных. Приходилось время от времени вылезать из своего убежища и делать зарядку.

В эту первую фронтовую ночь явственно обнаружились существенные недостатки нашего лыжного обмундирования. Для дальних переходов оно слишком громоздкое и даже чересчур теплое. А когда упаришься, Вспотеешь, то на привале или во время сна под открытым небом от сильного мороза не может полностью защитить никакая утепленная одежда.

А какой выход? Одеть нас в легкие костюмы наподобие тех, в которых бегают лыжники-спортсмены? Так мы и двух-трех дней не выдержим, перемерзнем как цуцики. Дополнительное теплое обмундирование возить следом на санях? Но ведь мы должны действовать там, где трудно пройти пехоте, где не проехать на лошадях. Именно в этом назначение лыжников на фронте.

Я так и не знаю, было ли найдено более удачное решение этой задачи. В сорок втором все ОЛБ, действовавшие в составе 2-й ударной, - а их было около двух десятков, - воевали примерно в таком же обмундировании, как и наш лыжбат.

На войне, в пыли походной,

В ний зной и в холода,

Лучше нет простой, природной

Из колодца, из пруда,

Из трубы водопроводной,

Из копытного следа,

Из реки, какой угодно,

Из ручья, из-подо льда,

Лучше нет воды холодной,

Лишь вода была б вода.

Александр Твардовский

Жажда

6 февраля. После пятичасового ночлега под снегозащитными елочками отрываемся от железной дороги и поворачиваем на запад, к Волхову.

Пройдя несколько километров, завернули в соседний лес. Протоптанные в снежной целине широкие полосы привели нас к стоянке, которую идущие к фронту войска использовали, видимо, уже не раз. У некоторых старых кострищ остались даже заготовленные дрова.

Разводить костры днем не так опасно, как ночью. Чтоб не обнаружить себя, выбираем валежник посуше. Он сразу же занимается ярким пламенем.

Но вот беда: поблизости нет ни озера, ни реки, ручьи и родники промерзли насквозь. Растаиваем в котелках снег. Получается жидкость, которая явно недостойна называться водой. Она безвкусно-пресная, пахнет дымом и плохо утоляет жажду.

Проходим по сожженным и разбомбленным, разрушенным и растерзанным селениям. Папоротно, Первая Александровская Колония, Вторая... И здесь нет воды: маломощные сельские колодцы вычерпаны до дна.

Папоротно. У колодца толпятся бойцы различных родов войск: конники и артиллеристы, пехота и лыжники. На стенках колодезного сруба нарос такой толстый слой наледи, что не проходит брезентовое кавалерийское ведерко. Мутную воду, наполовину смешанную с песком, достают подвешенным на телефонном проводе солдатским котелком.

Смекалистые "славяне" топором, финскими ножами откалывают от стенок куски льда и набивают ими котелки. Из такого льда получится полноценная колодезная вода.