Моя фронтовая лыжня

И вот мы, будущие лыжники, приехали из Невьянска в соседнюю область Пермскую. Выгрузились из теплушек.

По правде сказать, этот мал-городок не приглянулся ни мне, ни моим спутникам. Он выглядит провинциально-запущенным, неприветливым. Зелени мало, домики большей частью одноэтажные, и среди них много обветшалых. Мощеных улиц - из десяти одна. Колеса подвод увязают в грязи. Балансируя на узких дощатых тротуарах, пешеходы жмутся к домам и заборам.

Неуютность невелик-городка усугубляется еще тем, что сегодня он переполнен сотнями, если не тысячами призывников. По улицам и переулкам месят грязь команды мужчин, одетых еще в гражданское. Рядом семенят заплаканные женщины и девушки.

Большинство призывников одето во что попало. Они подобрали из своих гардеробов то, что можно без особого сожаления бросить, получив казенное обмундирование. У одного кепочка-восьмиклинка и видавший виды, засаленный ватник; у другого со сломанным козырьком картуз и старомодное пальто; у третьего на голове плешивая зимняя шапка, сшитая невесть когда и неведомо из какого зверя, а на плечах чалдонский азям; четвертый совсем без шапки, в короткой городской курточке и в желтых полуботинках. Сегодня городок напоминает большую железнодорожную станцию времен гражданской войны - грязную, обшарпанную, набитую плохо одетыми людьми, мешочниками.

Шлепает по грязи и наш будущий батальон. На мне кепка, глубоко охватывающая затылок. Такую кепку носил Маяковский. Истрепавшийся и сильно помятый могилевский костюм. Брюки заляпаны снизу грязью чуть ли не до колен. Полностью утопающие в грязи полуботинки с брезентовым верхом. Прямо-таки непостижимо, что они держатся до сих пор! А в руке неразлучный портфель, в котором я еще недавно носил ученические тетрадки и планы уроков.

Ведет нас пожилой военкоматовский лейтенант. Сам он в навакшенных сапогах пробирается стороной, по узким тротуарам, а мы, как и положено строю, шпарим посреди улицы, так сказать, по стрежню грязевой реки.

- Ну и городок! - ворчит шагающий впереди меня парень. - Вот уж действительно - дыра!

- В этакой дыре не только заноешь, но и завоешь! - добавляет его сосед.

- В Москве живут москвичи, в Туле - туляки, а этих захолустных провинциалов как назовешь? - острит мой сосед.

Тут я должен извиниться перед ныне здравствующими "провинциалами" и за себя, и за моих однополчан, хотя делаю это с большим опозданием. Скорее всего, наши впечатления от вашего города были очень субъективны. Охотно верю, что в мирное время, вдобавок весной или ом, в недождливую пору, это место показалось бы нам даже симпатичным. Да если бы еще экскурсовод провел нас по улицам, познакомил с здешними достопримечательностями...

Тот квартал, куда лейтенант привел невьянцев, не показался нам ни красивым, ни примечательным. Пустырь, группа нежилых домов. Некоторые с разбитыми окнами, без дверей. Похоже, предназначены на снос. И вокруг, и внутри копошатся сотни призывников. Здесь мы провели остальную часть дня. Нас кормили, водили в баню, пропускали через медкомиссию. Осмотр проходил в быстром темпе, отсевали очень редко.

Разбили нас на батальоны, роты и взводы. Номеров у подразделений пока нет, их именуют по фамилиям временных командиров.

- Рота Басаргина, выходи на построение!

- Батальону Куварзина собраться у двухэтажного кирпичного дома без крыши!

- Лейтенант Гарусов, веди своих молодцов в сороковой!

- А ты, Чехонин, - в двести восьмидесятый!

Так из невероятной человеческой толчеи, из хаотического скопления людей, напоминающего старинную ярмарку, постепенно выкристаллизовываются сцементированные воинской дисциплиной подразделения. Колонны - пока еще далеко не стройные, шагающие вразнобой, - одна за другой уходят по главной магистрали.

Часто называемые цифры поначалу были для нас загадкой. Но постепенно выяснилось: это номера запасных лыжно-стрелковых полков.

Большая часть невьянцев, в том числе и я, попали в батальон Чехонина. Опять выбрались на главный "проспект", опять месим грязь. Снова на посадку. Уже смеркается, в деревянных одноэтажных домиках зажигаются огни.

Вот один домик выгодно выделяется среди неказистых соседей. Он окрашен в веселые тона, у него кружевные наличники. На подоконниках сквозь занавеси видны цветы. Из этого уютного домика вышел интеллигентного вида мужчина. Без шапки, в пижаме и тапочках. У его ног, радостно повизгивая, вертится собачонка. Мужчина неторопливо закрыл ставни, без особого интереса скользнул взглядом вдоль нашей колонны, затем позвал собачку и направился к калитке.

Эта идиллическая картина вызвала у меня приступ тоски по утраченному домашнему уюту. В такие часы я обычно возвращался из школы. Тоже переодевался в пижаму, закрывал ставни. Приходила Ася, готовила ужин. Я рассказывал ей о школьных новостях, она мне - о больничных. После ужина я садился за письменный стол, проверял тетради, готовился к урокам. Затем располагался на кушетке, просматривал газеты, читал журналы, книги...