Моя гениальная подруга

— А я сказала — иди! Мы не для того тебя учили, чтобы тебя сгубил нищий работяга, сынок этой ненормальной.

Я подчинилась, но она все продолжала ругаться. Подтянулась остальная молодежь, все друзья Стефано. Джильола увидела меня и замахала, приглашая сесть с ними, но мать меня не пустила. Паскуале, Кармела, Энцо и Антонио присоединились к компании Джильолы. Аде наконец удалось отделаться от матери, препоручив ее заботам Нунции; она наклонилась ко мне и сказала на ухо: «Пойдем со мной». Я стала подниматься, но мать с раздражением схватила меня за руку. Ада недовольно скривилась, развернулась и села рядом с братом: он смотрел на меня, а я закатывала глаза к потолку, показывая, что меня удерживают насильно.

Заиграл оркестр. Певец, почти лысый мужчина лет сорока с очень тонкими чертами лица, мурлыкал что-то, распеваясь. Прибыли другие гости, зал наполнился. Все проголодались и не скрывали этого, но надо было дождаться молодоженов. Я снова попыталась встать, но мать прошипела: «Кому сказано: сиди со мной».

Сидеть с ней. Я подумала о том, что она, сама того не замечая, противоречит сама себе. Она не хотела, чтобы я училась, но раз уж выяснилось, что учусь я хорошо, стала думать (в чем я с ней соглашалась), что я лучше ребят, с которыми выросла, и что мне с ними не по пути. Сейчас она удерживала меня рядом, надеясь уберечь от бушующего моря, омута, пропасти или другой такой же опасности, воплощенной, по ее мнению, в Антонио. Но если я буду с ней, значит, останусь в ее мире и стану такой же, как она. А если я стану такой, как она, кому я буду нужна, кроме того же Антонио?

Наконец появились новобрачные, встреченные громом аплодисментов. Оркестр заиграл свадебный марш. Я как пришитая сидела возле матери, и ощущение, что я здесь чужая, крепло во мне с каждой минутой. Лила шла под руку с мужем, сияя ослепительной улыбкой, под восторженные возгласы гостей. Она была прекрасна и казалась счастливой. Я с детства мечтала быть такой, как она, чтобы убежать от матери. Но я все перепутала. Лила осталась на прежнем месте, крепко привязанная к тому миру, от которого, как ей представлялось, взяла лучшее. Лучшего жениха, устроившего эту свадьбу и позволившего ее брату и отцу играть в обувную фабрику. Ничего общего с ролью прилежной ученицы, которая досталась мне. Меня охватило чувство полного одиночества.

Новобрачным полагалось исполнить под вспышки фотокамеры танец. Они закружили по залу, двигаясь легко и красиво. «Даже Лила, — думала я, — не сумела сбежать из мира моей матери. Но я это сделаю! Я ей не поддамся! Мне надо просто вычеркнуть ее из своей жизни, не замечать, что она здесь, — как когда-то учительница Оливьеро, приходившая к нам уговаривать отца отдать меня учиться». Мать крепко держала меня за руку, но я внушала себе, что она не имеет надо мной власти; я напоминала себе, что у меня высшие баллы по итальянскому, латыни и греческому, что я взбунтовалась против преподавателя богословия и что статья с моей подписью вот-вот выйдет в том же журнале, где печатается красивый и умный парень из нашего лицея.

В зал вошел Нино Сарраторе. Я увидела его раньше, чем Альфонсо и Маризу, и вскочила на ноги. Мать ухватила меня за подол платья, но я от нее вырвалась. Антонио, все это время не спускавший с меня глаз, просиял, уверенный, что я сейчас присоединюсь к их компании. Но я повернулась спиной к центральному столу, за которым между супругами Солара и четой из Флоренции сидели Лила и Стефано, и прошествовала в конец зала — к Альфонсо, Маризе и Нино.

61

Мы нашли себе места за свободным столом. Я болтала с Альфонсо и Маризой и ждала, что Нино первым обратится ко мне. К нам подошел Антонио, наклонился ко мне и сказал на ухо:

— Я занял тебе место.

— Уходи, — прошептала я. — Моя мать обо всем догадалась.

Он неуверенно осмотрелся и вернулся за свой стол.

Между тем в зале все явственнее слышался гул недовольства. Многие гости успели заметить: что-то идет не так. На разные столы подавали вино разного качества. Одним уже принесли основное блюдо, а другие все еще сидели без закусок. Раздался чей-то возмущенный голос: почему родственников и друзей жениха обслуживают со всем почтением, а на родственников и друзей невесты не обращают внимания? Запахло скандалом. Мне стало так противно, что я набралась смелости и сама обратилась к Нино, попросив его рассказать о статье, посвященной нищете в Неаполе. После этого я рассчитывала как бы между прочим задать ему вопрос о последнем номере журнала, в котором должна появиться моя коротенькая заметка. Он заговорил, и стало очевидно, что он не просто интересуется этой темой, но и очень хорошо осведомлен о положении дел в городе. Меня поразила уверенность его тона. Если на Искье в нем еще сохранялось что-то от забитого мальчишки, то теперь он показался мне даже слишком взрослым. Как мог восемнадцатилетний парень рассуждать не о нищете вообще, как, например, Паскуале, а с невозмутимым видом перечислять конкретные факты, ссылаясь на точные данные?

— Откуда ты все это знаешь?

— Я много читаю.

— Что именно?