Моя гениальная подруга

По мнению Лилы, Стефано задумал начать новую жизнь с нуля. Избавиться от всего, что было раньше. Он не желал делать вид, будто ничего не меняется, как это делали наши родители. Лила считала, что рассуждает он примерно так: «Я знаю, кем был мой отец, но теперь его нет, а есть я, есть мы — и довольно об этом!» Он хотел показать всему кварталу, что он — не дон Акилле, а дети Пелузо — не бывшие столяры, убившие его отца. Эта идея нам понравилась и тут же переросла в уверенность. Мы прониклись к молодому Карраччи искренней симпатией и решили стать на его сторону.

Мы принялись объяснять Рино, Паскуале и Антонио, что приглашение Стефано — это не просто приглашение, что оно имеет огромное значение, и с его помощью Стефано как бы говорит: «До нашего рождения произошло много плохого, наши отцы, каждый по-своему, вели себя отвратительно. Давайте осознаем это и покажем всем, что мы, дети, лучше их».

— Лучше? — удивился Рино.

— Лучше, — отозвалась я. — В отличие от Солара: они хуже и деда, и отца.

Я говорила очень взволнованно, на литературном итальянском, будто отвечала на уроке. Даже Лила посмотрела на меня с изумлением, а Рино, Паскуале и Антонио что-то смущенно забормотали. Паскуале попытался ответить мне на итальянском, но тут же отказался от этой затеи.

— Отец Стефано делал деньги на черном рынке, — мрачно произнес он. — Без них у него ничего не было бы. И его колбасная лавка все так же занимает бывшую мастерскую моего отца.

Лила сощурила глаза так, что от них остались лишь узенькие щелочки.

— Ну и что? — спросила она. — Вы вообще за кого? За того, кто хочет измениться, или за братьев Солара?

Паскуале помрачнел. Возможно, в нем взыграла ревность — с какой стати Лила бросилась защищать Стефано?

— Я сам за себя. И точка, — объявил он.

Но он был честным парнем, а потому, пораскинув мозгами и переговорив с матерью и остальными родственниками, признал свою неправоту. Джузеппина, после ареста мужа из добродушной, уверенной в себе, энергичной женщины и неутомимой труженицы превратившаяся в убитую горем старуху, обратилась за советом к приходскому священнику. Священник отправился в лавку Стефано, где долго беседовал с Марией, а затем вернулся к Джузеппине Пелузо. В конце концов все пришли к согласию, что жизнь и так слишком трудна и что, если есть возможность хоть на Новый год немного расслабиться, всем от этого будет только лучше.

И вот 31 декабря, после праздничного ужина, в 23:30 обитатели нашего двора — семья швейцара, семья сапожника, семья торговца овощами, семья Мелины, ради такого случая постаравшейся привести себя в порядок, — один за другим поднялись на четвертый этаж старого дома, прежде ненавистного из-за дона Акилле, чтобы вместе отпраздновать наступление Нового года.

22

Стефано принял нас очень радушно. Помню, он был аккуратно причесан, лицо немного раскраснелось от волнения. На нем была белая рубашка, галстук и синий жилет. Мне он показался очень красивым — почти принцем. Я высчитала, что он на семь лет старше нас с Лилой, и тогда же подумала, что зря согласилась встречаться с Джино, своим ровесником; когда я предложила ему пойти вместе со мной к Карраччи, он сказал, что родители не разрешают ему так поздно уходить из дому потому, что это опасно. Мне нужен был не мальчишка, а взрослый парень, такой как Стефано, Паскуале, Рино, Антонио или Энцо. Я смотрела на них весь вечер, нервно теребя сережки и материн серебряный браслет. Я снова чувствовала себя красивой и искала в их взглядах подтверждение тому, что не ошибаюсь. Но им было не до меня — они пребывали в предвкушении полуночных фейерверков. Они так ждали этого мужского соревнования, что даже на Лилу почти не обращали внимания.

Стефано вел себя предупредительно, особенно с синьорой Пелузо и с Мелиной; та за весь вечер не проронила ни слова и только испуганно озиралась, правда, пришла аккуратно причесанная, с серьгами и в своем черном вдовьем платье, в котором выглядела как настоящая дама. В полночь хозяин дома наполнил шампанским бокалы и первый передал своей матери, а второй — матери Паскуале. Мы подняли тост за чудеса, которые произойдут с нами в новом году, и потянулись на террасу: было очень холодно, все, и стар и млад, кутались в пальто и шарфы. Один только Альфонсо не спешил присоединиться к компании. Я из вежливости окликнула его, но он или не услышал меня, или притворился, что не слышит. Я побежала наверх. Над головой расстилалось необъятное ледяное небо, усыпанное звездами.