Моя гениальная подруга

С ней случилось то, о чем я уже упоминала и что впоследствии она стала называть «обрезкой». «Это такое чувство, — рассказывала она мне потом, — как будто лунной ночью смотришь на море, а над ним висит черная грозовая туча, и вот эта туча наплывает на сияющий диск луны и обрезает его, поглощая свет и оставляя на виду только грубую бездушную материю». Лила как наяву увидела, как нечто похожее происходит с ее братом. Лицо Рино, которое она знала всю жизнь, лицо доброго, честного и надежного парня, который всегда, сколько она себя помнила, утешал ее и помогал ей, менялось прямо у нее на глазах. В холодной ночной темноте, под непрекращающийся грохот взрывов, в облаках обжигавшего ноздри дыма, ядовито вонявшего серой, что-то разрушало его органическую структуру, давило на него с такой силой, что ломались контуры и наружу вырывалась магма, обнажая его сердцевину, то, из чего он состоял на самом деле. Каждая следующая секунда той праздничной ночи оборачивалась для нее ужасом: ей казалось, что с каждым шагом Рино разбухает, расползается во все стороны, и его границы все быстрее придвигаются к ее границам, а ей нечем их защитить. Она старалась взять себя в руки, но у нее плохо получалось: ей было слишком страшно. Честно говоря, я тогда из-за шума и вспышек света даже не заметила, что с ней творится что-то неладное. Единственное, что меня удивило, — это испуг на ее лице. Это было странно, потому что она вообще никогда ничего не боялась. Еще я обратила внимание, что она смотрит на брата, который суетился больше всех и громче всех выкрикивал в сторону балкона Солара жуткие оскорбления, с отвращением. Но обо всем этом я вспомнила потом. В тот момент я не придала этому значения, ощущая себя ближе к Кармеле и Аде, чем к ней. Казалось, что она, как обычно, не нуждается ни в чьей поддержке. А мы, закоченевшие, стояли посреди этого хаоса и мечтали об одном: чтобы Стефано, или Энцо, или Рино прекратили битву, обняли нас за плечи, прижали к себе, сказали, какие мы красивые. Мы жались друг к другу, чтобы согреться, а парни все носились по террасе, выхватывая из ящика все новые цилиндры с большими фитилями. Запасы Стефано могли изумить кого угодно. Остальные восхищались его щедростью и со смущением думали о том, сколько денег ему пришлось превратить в грохот, искры, взрывы и дым только ради того, чтобы вместе с ними испытать радость победы.

Они воевали с Солара долго; выстрелы не умолкали ни с той ни с другой стороны, будто участники схватки находились не на террасе и балконе, а в окопах. Во всем квартале тряслись стены домов. Никто ничего не понимал: звенели разбитые стекла, разрывалось на куски небо. Даже когда Энцо крикнул: «Все! У них больше ничего нет!» — наши продолжили стрелять, особенно Рино. Он успокоился, лишь когда поджигать стало нечего — не осталось ни единого снаряда. Только тогда умолк победный хор, а «воины» прекратили скакать и обниматься. Наконец-то наступила тишина.

Однако она продлилась недолго и была нарушена детским плачем, сначала тихим, потом слышным все громче; вскоре к нему добавились крики, и ругань, и шум машин, пробирающихся по заваленным мусором дорогам. А потом мы увидели на балконе Солара вспышки огней и до нас донеслись глухие звуки выстрелов. «Опять начали!» — в отчаянье крикнул Рино, и только Энцо сразу догадался, что происходит, и быстро погнал нас к лестнице вниз. За нами устремились и Паскуале со Стефано. Один Рино, перегнувшись через перила террасы, продолжал сыпать оскорблениями, пока Лила не вырвалась от Паскуале и не бросилась к брату, чтобы утащить его с собой. Мы с воплями побежали вниз. Солара стреляли нам вслед.

23

В ту ночь из-за праздничной атмосферы, чувства опасности, разгоряченных парней я многое упустила из виду. Но главное — я недоглядела за Лилой. Между тем именно в ту ночь с ней произошли первые важные изменения.

Как я уже говорила, я не заметила, что с ней что-то произошло: внешне это трудно было распознать. Зато последствия сказались почти сразу. Она стала более ленивой. Спустя два дня после той ночи я проснулась рано, хотя занятий в школе не было, собираясь проводить ее до мастерской и помочь убраться, но она не появилась в обычное время. Пришла поздно, недовольная, и мы отправились гулять, обходя обувную мастерскую стороной.

— Ты что, не идешь на работу?

— Нет.

— Почему?

— Мне там разонравилось.

— А как же новые ботинки?

— В подвешенном состоянии.

— И что же дальше?