Моя гениальная подруга

Спустя несколько дней после этого разговора с Джино Лила рассказала мне, что ей практически одновременно признались в любви сразу двое: это в ее жизни случилось впервые. Однажды утром, когда она шла в лавку, ее догнал Паскуале. Вид у него был усталый, и он очень волновался. Он сказал, что беспокоился, потому что давно не видел ее в мастерской и думал, что она заболела. Но теперь, когда он убедился, что с ней все в порядке, он счастлив. При этом у него на лице не было ни намека на счастье. Он замолчал, а через минуту полузадушенным голосом не сказал, а скорее прохрипел, что любит ее. Так любит, что, если она не против, он пойдет к ее брату, родителям и кому угодно еще и скажет, что просит ее руки. Она не могла произнести ни слова, первые несколько секунд ей вообще казалось, что он шутит. Я тысячу раз говорила ей, что Паскуале положил на нее глаз, но она мне не верила. И вот теперь в прекрасный весенний день он чуть ли не со слезами на глазах умолял ее стать его невестой, потому что без нее его жизнь теряет всякий смысл. Да уж, нелегкое это дело — выслушивать признание в любви! Лила осторожно подбирала слова, чтобы отказать ему, не произнося при этом слово «нет». Она сказала, что тоже любит его, но не как жениха. Сказала, что всегда будет благодарна ему за то, что он рассказал ей о фашизме, Сопротивлении, монархии, республике, черном рынке, Акилле Лауро,[8] неофашистах, христианской демократии и коммунизме. Но встречаться с ним она не может, потому что никогда ни с кем не будет встречаться. «Я всех вас — Антонио, тебя, Энцо — люблю так, как люблю Рино», — заключила она. «А я люблю тебя не как Кармелу», — пробормотал Паскуале и убежал на работу.

— А второй? — спросила я ее с немного тревожным любопытством.

— Ни за что не поверишь!

Вторым ей признался в любви Марчелло Солара.

Как только я услышала это имя, у меня екнуло сердце. Если любовь Паскуале просто доказывала, что Лила нравится парням, то любовь Марчелло — красавца и богача, владевшего собственным автомобилем, упрямого и жестокого типа, связанного с Каморрой и привыкшего получать любых женщин, каких только захочет, мне и моим ровесницам, несмотря на дурную славу Солара (а может, и благодаря ей), представлялась чем-то вроде повышения по службе — превращением из худенькой девчонки в женщину, способную подчинить себе кого угодно.

— И как это было?

Она шла домой по обочине дороги, Марчелло ехал в «миллеченто» один, без брата. Он не стал тормозить возле нее, не пытался говорить через окошко. Вместо этого бросил машину с открытым окном посреди дороги и догнал Лилу. Она не останавливалась, он шел за ней. Он умолял простить его за старое, соглашался, что, если бы она зарезала его тогда сапожным ножиком, правильно сделала бы. Он напомнил ей, как здорово они танцевали рок-н-ролл на именинах у матери Джильолы: разве это не знак того, что они созданы друг для друга? Затем принялся осыпать ее комплиментами: «Ты так повзрослела! У тебя чудесные глаза! Ты такая красавица!» Потом он рассказал ей сон, который видел накануне ночью: он просил ее стать его женой, она ответила «да», и он подарил ей обручальное кольцо, такое же, как у его бабушки, — с тремя бриллиантами в золотой оправе. Наконец Лила, все так же не сбавляя шага, соизволила ответить. «Говоришь, во сне я сказала тебе „да“?» — спросила она. Марчелло кивнул. «Это был только сон, — продолжила она. — Ты — животное. Все вы звери — ты и вся твоя семья: дед, отец, брат. Я бы не согласилась выйти за тебя даже под страхом смерти!»

— Так и сказала?

— Даже больше.

— Да ты что?

Марчелло обиделся. Сказал, что говорит правду, что он день и ночь думает только о ней, что он не животное, а влюбленный мужчина. Она ответила, что назвать животным того, кто так обошелся с Адой, а в новогоднюю ночь стрелял из пистолета по людям, значит оскорбить животных. Марчелло понял наконец, что она не шутит, что для нее он действительно хуже жабы или саламандры, и сник. «Это брат стрелял», — пробормотал он еле слышно, но, не успев договорить, сообразил, что за эти слова она станет презирать его еще больше. Так и случилось. Лила ускорила шаг, а когда он потащился за ней, крикнула: «Пошел к черту!» — и убежала. Марчелло так и стоял на месте, будто не понимая, где он и что здесь делает, затем развернулся и, понурив голову, побрел назад к своему «миллеченто».

— Ты отшила Марчелло Солару?

— Да.

— Ты с ума сошла! Лучше никому об этом не рассказывай.