Моя гениальная подруга

Я гордилась тем, что Галиани проявила ко мне интерес, но за нашим разговором ничего не последовало, и меня снова затянула школьная рутина. Не могу сказать, что я относилась к своей мимолетной славе отличной ученицы как к чему-то важному. В конце концов, о чем говорили мои успехи? Прежде всего о том, какую пользу принесли мне разговоры с Лилой. Она была нужна мне как стимул, как опора, как потайной ход в мир, расположенный за пределами квартала, далеко от окружающего пейзажа, привычных людей и идей, почерпнутых из книг. «Конечно, — говорила я себе, — сочинение о Дидоне — мое; умение красиво строить фразы — тоже мое; конечно, то, что я написала о Дидоне, принадлежит мне, но разве не вместе с Лилой мы это придумали, разве не заводили друг друга, разве мой интерес рождался не из ее интереса? А эта идея городов без любви, которая так понравилась преподавателям, — разве не Лила мне ее подсказала, пусть даже развила ее я, использовав свои знания? И какой из этого следует вывод?»

Я ждала новых похвал, чтобы убедиться, что и сама по себе чего-то стою. Я написала Джераче еще одно сочинение о царице Карфагена («Эней и Дидона: встреча двух изгнанников»), но оно не произвело на него впечатления, и он поставил мне восьмерку. Профессор Галиани по-прежнему сердечно со мной здоровалась, но и только. Правда, я сделала приятное открытие: она преподавала латынь и греческий Нино Сарраторе, который учился в первом «А». Я срочно нуждалась во внимании и поддержке и надеялась, что получу их хотя бы от него. Вдруг его преподавательница хорошо отзовется обо мне перед всем его классом? Тогда он наконец-то вспомнит меня и захочет со мной поговорить. Но моим надеждам не суждено было сбыться. Я часто видела его перед школой, утром и после уроков, но он был вечно погружен в себя и ни разу даже не взглянул в мою сторону. Однажды я шла за ним по корсо Гарибальди и улице Казановы и мечтала, что вот сейчас он заметит меня и скажет: «Привет! Я вижу, нам по пути. Я много о тебе слышал». Но он шагал быстрым шагом, опустив голову и не оборачиваясь. Я почувствовала усталость и презрение к себе. В ужасном настроении свернула на корсо Новара и пошла домой.

День проходил за днем, я занималась тем, что все упорнее доказывала учителям, одноклассникам и себе, какая я усидчивая и старательная. В то же время во мне нарастало чувство одиночества, я понимала, что учусь без удовольствия. Я попыталась рассказать Лиле о том, как огорчен учитель Ферраро, и уговаривала ее снова начать ходить в библиотеку. Я поделилась с ней своей новостью про десятку за сочинение по Дидоне; не распространяясь, о чем именно писала, я намекнула, что использовала некоторые ее мысли. Она выслушала меня равнодушно. У меня даже сложилось впечатление, что она уже не помнит, как мы обсуждали этот персонаж: у нее хватало других проблем. Потом она сказала мне, что Марчелло Солара, в отличие от Паскуале, не смирился с отказом и продолжает ее преследовать. Стоит ей выйти в магазин, он тащится за ней до лавки Стефано и провожает до телеги Энцо — не приближаясь, не пытаясь заговорить, — просто топает за ней по пятам. Каждый раз, выглядывая в окно, она видела его на углу: он стоял и ждал, когда она появится. Такое упорство ее пугало. Она боялась, что Марчелло заметит отец, или, что еще хуже, — Рино. Боялась, что мужчины начнут выяснять отношения, как это принято в нашем квартале, где драки случались чуть ли не каждый день. «Что я такого сделала?» — спрашивала она. Она считала себя тощей и некрасивой — почему же Марчелло зациклился на ней? «Может, я ненормальная? — мучилась она вопросом. — Почему люди не могут вести себя со мной нормально?»

Теперь она часто это повторяла. Она окончательно убедилась, что принесла брату больше горя, чем пользы. «Только посмотри на него, — говорила она, — сама все поймешь». Проект обувной фабрики «Черулло» провалился, а Рино помешался на идее стать богатым, как Солара, как Стефано и даже богаче, и не желал мириться с тем, что ему приходится трудиться в мастерской. Он все старался воскресить в Лиле былой энтузиазм, твердил: «Мы умные, Лила, когда мы вместе, нас никто не остановит, ты только говори, что делать». Он хотел купить машину и телевизор и презирал Фернандо, который не понимал, зачем это нужно. Убедившись, что Лила больше не собирается ему помогать, он впадал в ярость и начинал третировать ее, как служанку. Наверное, он и сам не замечал, каким противным становится, но она-то наблюдала за ним целыми днями и очень беспокоилась. Как-то раз она сказала мне:

— Ты никогда не обращала внимания, что спросонья люди жутко злые? Лицо помятое, и взгляд блуждающий?..

По ее мнению, Рино таким и стал.

26