Моя гениальная подруга

Мы пошли купаться втроем, оставив Антонио присматривать за дочками продавщицы. Денек выдался отличный. После купания Стефано затащил нас в бар и заказал кучу всякой всячины: бутерброды, напитки, мороженое. Девочки тут же отлипли от Антонио и принялись с удовольствием уплетать лакомства. Когда Стефано заговорил о своем автомобиле, – с ним что-то было не так, и ему хотелось услышать мнение Антонио, – я увела девочек, чтобы не мешали. Меня догнала Лила.

– Сколько тебе платят? – спросила она.

Я назвала сумму.

– Мало.

– Мать говорит, что это даже слишком много.

– Ты должна хорошо зарабатывать, Лену́.

– Буду. Когда стану водить на пляж твоих детей.

– Я дам тебе полный ларец золотых монет. Я-то знаю, сколько стоит время, проведенное с тобой.

Я смотрела на нее, пытаясь понять, шутит она или нет. Она не шутила. Потом она ткнула в сторону Антонио:

– А он знает тебе цену?

– Мы встречаемся всего двадцать дней.

– Ты его любишь?

– Нет.

– А зачем тогда?

Я посмотрела на нее с вызовом:

– А ты любишь Стефано?

– Очень, – ответила она серьезно.

– Больше, чем родителей? Больше, чем Рино?

– Больше, чем кого бы то ни было. Но не больше, чем тебя.

– Смеешься?

В то же время у меня мелькнула мысль: даже если она надо мной смеется, как здорово сидеть с ней на горячем пирсе, опустив ноги в воду, и болтать, хоть она и не спрашивает, что я сейчас читаю и как сдала экзамены. Может быть, еще не все потеряно? Может быть, и после ее свадьбы между нами что-то сохранится?

– Я хожу сюда каждый день, – сказала я ей. – Приходи и ты.

Ее это предложение воодушевило. Она передала его Стефано, и он не возражал. Это и правда был чудесный день. Когда солнце начало клониться в закату, я сказала, что мне пора везти девочек домой. Стефано пошел к кассе и обнаружил, что Антонио уже за всех заплатил. Стефано немного посокрушался, но потом просто сказал спасибо. Как только Стефано с Лилой уехали на своей машине, я отругала Антонио. Мелина и Ада мыли лестницы в подъездах, а он в своей автомастерской зарабатывал всего ничего.

– Зачем ты полез платить? – чуть ли не кричала я на него.

– Затем, что мы с тобой красивее их. И благороднее, – ответил он.

50

Сама того не заметив, я привязалась к Антонио. Наши сексуальные игры стали чуть смелее. Я хотела спросить у Лилы, что делают они со Стефано, когда остаются одни в машине. То же, что мы с Антонио, или больше? Например, то, что врал о ней Солара? Кроме нее, мне больше не с кем было это обсудить. Но мне так и не удалось задать ей эти вопросы: она больше ни разу не появилась в Sea Garden.

К середине августа моя работа закончилась, как и радость от солнца и моря. Продавщица канцтоваров осталась мной очень довольна, хотя девочки, расхваливая меня, рассказали матери, что иногда к нам на пляж приходил мой друг, с которым они вместе прыгали в воду. Я боялась, что она станет ворчать, но она лишь обняла меня и сказала: «Слава богу! Тебе надо стать чуточку легкомысленнее, а то ты слишком уж серьезна для своих лет. Вон, посмотри на Лину Черулло, – с усмешкой добавила она. – Вот уж кто времени даром не теряет».

Вечером на пруду я сказала Антонио:

– Всегда так было, с самого детства: все считали ее плохой, а меня – хорошей.

Он поцеловал меня и спросил с иронией:

– А что, разве это не так?

Меня так растрогал его ответ, что я не смогла заставить себя сообщить ему, что мы должны расстаться. Мне казалось, что я обязана это сделать. Привязанность – не любовь, а любила я Нино и знала, что буду любить его всегда. Я заготовила для Антонио целую речь: «Мне было с тобой очень хорошо. Ты очень помог мне в трудное время, когда мне было одиноко, но теперь начинается школа. Я перешла в выпускной класс, у меня будет много новых предметов, мне придется целыми днями заниматься. Мне очень жаль, но мы не будем больше встречаться». Каждый вечер я отправлялась на свидание на прудах, повторяя в уме эту речь. Но он казался таким влюбленным, таким страстным, что мне не хватало смелости и я все откладывала разговор. Скажу в день Успения Богородицы. Скажу после дня Успения Богородицы. Скажу в конце месяца. Я внушала себе: «Нельзя целоваться с человеком и позволять ему трогать себя просто потому, что ты им увлечена. Лила любит Стефано, а я Антонио не люблю».

Время шло, а подходящий момент для решающего разговора все не находился. Мелина всегда плохо переносила летний зной, и во второй половине августа ее состояние заметно ухудшилось. Опять у нее не сходил с языка Сарраторе, которого она называла Донато. Она рассказывала, что виделась с ним, что он приезжал за ней. Дети не знали, как ее отвлечь. Меня ее рассказ заставил волноваться. Я боялась, что Сарраторе действительно вернулся в наш квартал и бродит по нашим улицам, только ищет он вовсе не Мелину, а меня. Иногда я внезапно просыпалась среди ночи с ощущением, что он здесь, в моей комнате, куда проник через окно. Я твердила себе, что этого не может быть, и вообще он сейчас в отпуске, в Барано или Маронти – что ему делать у нас, среди уличной пыли и полчищ мух?