Не обращая внимания на протесты, герцог опустился на колени, провел ладонью по мягкой округлости груди и тут же повторил маршрут губами. Джемма открыто возмутилась, даже потянула за волосы, однако он чувствовал себя полным сил первобытным самцом и наслаждался с неистовой страстью, вместившей и горе, и радость. Он знал неповторимое тело жены, знал ее незамутненную душу, а потому обвил руками талию в тот самый момент, когда Джемма уступила жарким ласкам, откинула голову и тихо застонала.
Шелковистая кожа по вкусу напоминала молоко и мед, все самое сладкое, самое чистое, что способен предложить мир. Элайджа слегка укусил; ответный вздох отозвался волной нежности.
— Милая, — пробормотал он, опуская надоедливый корсаж еще ниже, чтобы добраться до левой груди. — Ты меня убиваешь.
Джемма замерла.
— Да нет, не в прямом смысле, глупая. — Он снова легонько укусил ее и тут же лизнул, вымаливая прощение за обидное слово.
— Не обзывайся, — немедленно прореагировала Джемма, однако голос звучал томно, сладко. Сомнений не оставалось: герцогиня жаждала продолжения не меньше, чем он сам. А он еще не умер. Да, он еще очень даже жив!
Элайджа гладил, целовал и кусал Джемму до тех пор, пока любимая не задрожала и вместо того, чтобы оттолкнуть его, прижалась к нему и схватила за плечи. И в этот миг он внезапно оборвал дерзкие ласки и встал.
— Пора идти, любовь моя. — Он сжал безвольную руку и поднял Джемму с мокрой скамейки, наслаждаясь необыкновенным зрелищем: пышные юбки выразительно контрастировали с обнаженной грудью, подернутыми поволокой глазами и алыми губами.
— Ч-что?
Невозможно было представить картину более восхитительную, чем выражение отчаяния на прелестном раскрасневшемся личике. Блестящая, умная, утонченная герцогиня Бомон жаждала лишь одного: продолжения наслаждения. Вожделение заставило забыть о шахматах, логике и прочих высоких и сложных материях, ставших для нее родной стихией. Элайджа милостиво подарил ей еще один поцелуй, чтобы удостовериться в победе, и увлек жену в таинственную глубину старого сада.
После утреннего дождя в воздухе еще висел легкий туман, однако дымка не помешала рассмотреть, что дорожка заканчивалась небольшой круглой площадкой со статуей в центре. Замечательно. Главное — не позволить возлюбленной задуматься. Не прошло и мгновения, как Джемма уже лежала на предусмотрительно расстеленном камзоле, для надёжности покрытом пелериной. Элайджа скинул башмаки, хотя Джемма этого даже не заметила.
— Только один поцелуй, — предупредила герцогиня; начиная приходить в себя. — Ничего не имею против поцелуев, Хотя все это ужасно…
Действовать приходилось быстро, а потому Элайджа сунул руку под ее юбки. Сокровенная глубина оказалась мягкой и влажной, а легкий сладострастный стон с успехом заменил все тревожные слова, которые пыталась произнести испуганная нимфа. Стоило ей открыть рот, как наступление становилось смелее и глубже. Легкое прикосновение сменялось настойчивым, уверенным поглаживанием. В перерывах между глубокими вздохами Джемме каким-то чудесным образом удавалось смешно, бессвязно восклицать:
— Нельзя!
— Это дождь?
— Нет!
Однако рука Элайджи невозмутимо и настойчиво продолжала волновать, ласкать и дразнить, а губы ловили каждый стон, каждый вскрик — до тех пор, пока Джемма не начала нетерпеливо ерзать.
И все же он выжидал… тянул время… лениво шевелил пальцами, продолжая испытывать любимую прикосновением, которому она не имела сил противостоять.
Снова пошел дождь: природа, должно быть, намеревалась охладить пыл любовников. Джемма перестала перечить и теперь лишь повторяла драгоценное имя — снова и снова, как песню. Беззащитность отозвалась нестерпимым страстным порывом. Не размениваясь на мелочи, Элайджа приподнял юбки и нырнул в сладкую темноту, чтобы не только руками, но и губами ощутить дрожь ответного желания. Джемма запустила пальцы в его волосы и не смогла сдержать блаженного возгласа.
— Милый! — воскликнула она, но договорить не смогла. Неодолимая сила подхватила ее и понесла в далекий чудесный мир.
Наконец-то настал счастливый и решительный миг — Элайджа стремительно вошел в долгожданное лоно. Мягкое шелковистое объятие отозвалось хриплым, похожим на рычание стоном.
И вдруг…
— Меня беспокоит твое сердце, — произнесла Джемма.
Он посмотрел вниз и встретил тревожный, испуганный взгляд широко открытых глаз. Настойчиво накрыл губами ее губы и заставил замолчать.
— В жизни не чувствовал себя лучше. Знаешь, что мне нравится больше всего? — Он без церемоний продвинулся глубже, и любимая негромко застонала. — Сегодня ты не собиралась раздеваться.
— Разумеется, не собиралась. — Джемма выгнулась, пытаясь оказаться ближе, и Элайджа едва не забыл, о чем думал и говорил. — Здесь нельзя раздеваться, — продолжила она не слишком убедительно.
— Когда собираешься предстать обнаженной, то непременно душишься.
— Да, — подтвердила она и, идеально выбрав момент, подалась вперед.