Моя горькая месть (СИ)

Черт, почему он не дает сказать? Что за привычка перебивать?!

— Я же говорю, что мало прошло времени. Как по щелчку пальцев я могу тебе доверять? — разозлилась я. — Да, признаю, заистерила. Но любая бы на моем месте подумала, что…

— Что я украл нашу дочь, — в третий раз перебил Влад, злясь еще сильнее.

Оказывается, можно кричать тихим голосом. Можно и шепотом орать так, что от этого крика глохнешь.

— Так не впервые, — приподняла бровь. — Я прихожу, Анна Витальевна говорит, что ты Полю забрал, вас нет. Вот я и подумала…

— Что я украл нашего ребенка, — долбанул он по столу кулаком так, что сахарница подпрыгнула.

— Может, хватит перебивать?

— Может, хватит быть дурой? — парировал, и я глаза сузила.

— Ты сам меня такую выбрал. Дуру.

— Но и ты выбрала вот такого меня.

— Кто же знал, что ты способен ребенка украсть у матери! Еще и смеешь меня попрекать!

— Смею, Вера. Мы договорились, что все в прошлом, ты простила. И я доказал, что мне можно верить. Но ты так держишься за прошлые обиды, — скривил он губы, — так лелеешь их, что это просто тупо. Ты сама счастливой быть не хочешь, и меня тянешь в свое несчастье.

Злость схлынула, я почувствовала, как кровь от лица отливает.

Тяну Влада в свое несчастье — примерно так и выражался Евгений Александрович. Вот и началось: «Я ради тебя все бросил, а ты с кислым лицом тут сидишь, неблагодарная».

— Влад, ты не доказал, что тебе можно верить, — спокойно, как-то растерянно сказала ему в лицо. — Ты поступил как мальчишка. Просто разорвал отношения с отцом, и это твое решение было. Не мое. Ты… ты меня в угол загнал! Не могла я тебя оставить после всего этого, я бы сукой выглядела. Ничего не в прошлом, я снова чуть не умерла, когда пришла, а Полина с тобой. Тебе… черт, не понять тебе этого.

— А ты постарайся объяснить! — давит, снова давит.

Мы как чужие. Всю эту неделю я как на иголках. Напряжение нарастало, я все время ждала этой грозы, вокруг Влада ходила на цыпочках, и вот. Случилось.

Радуйся, блин, Вера.

— Душа не на месте, как уж тут объяснишь, — горько усмехнулась. — Ты прав, я решила, что ты украл Полину, и вернулся к отцу.

Сказала, и Влад отшатнулся.

Вроде и сам озвучивал это, но все же, не ожидал услышать. Ждал, что солгу? Так я обещала не врать. Пусть бы и ради его блага, больше не стану.

— То есть, — он щурится, — ты со мной помирилась из вежливости? Чтобы сукой не выглядеть, так? И прощать ты меня не собираешься?

— Я… Влад, я простила, — надеюсь, я правду говорю, ведь я сама не понимаю, что чувствую. — Вот только забыть не получается. И довериться. Я сразу худшее предполагаю. Ты себя ведешь в последнее время гадко, ты обижаешь меня…

— Я ТЕБЯ выбрал, Вера! — проорал он. — Тебя, мать твою! Потому что люблю больше жизни, и малышку полюбил. Вы — семья, но что это за семья, блть, такая, где отец не может провести время с ребенком, а мать чуть что обвиняет во всех грехах?!

Я ведь не умом обвиняла, а сердцем.

Но скажу — не поймет. Влад — человек логики, этого у него не отнять. Все у него просто, а я… я просто устала.

— Ты меня не понимаешь. Мы на разных языках говорим. Мы… мы зря сошлись, — отвела взгляд к окну, страшась на Влада смотреть.

— Какого хера ты несешь?

— Такого. Ты счастлив?

— Да, — зло выплюнул Влад, на что я хмыкнула.

Мне не обязательно смотреть на него, чтобы понимать — врет. Я несчастлива, и он тоже несчастлив. Мечется, чувствует себя ненужным. Я ведь умом понимаю сейчас, что не стал бы он вот так Полину воровать, не сейчас. Даже если бы передумал, и к отцу вернулся — не стал бы. Но в тот момент я не думала об этом, мне больно было.

И дико страшно.

Снова дочку потерять. И его. Вот так, молча, я возвращаюсь — и нет у меня семьи. Вроде и не привыкать мне терять любимых, но… да кого я обманываю? К этому привыкнуть невозможно, и каждый раз все больнее, и больнее.

— Влад, ты несчастлив. Такая жизнь не для тебя.

— Ты за меня не решай, что для меня, а что — нет.

— Я ведь вижу все. Ты несчастлив. Так ведь?

Отворачивается, от моего взгляда укрывается.

Несчастлив, конечно.

— Вот видишь, — грустно шепчу.

— Я не из-за денег парюсь. Знаю, ты об этом думаешь, — в его голосе снова злость. — Я не такой балованный увалень, чтобы страдать от того, что не могу срать, сидя на золотом унитазе, Вера. И похер мне на счастье, лишь бы ты со мной была.

Лучше бы он меня ударил.

Пусть будет несчастлив, но рядом со мной — что это вообще такое?

— Это уродство. Мы счастливыми должны делать друг друга, а не мучить. Мы… мы ведь и правда не подходим друг другу…

— Остановись, — перебивает, но не тут-то было.

— Мы не подходим друг другу, — упрямо повторяю. — Мы поторопились. Ты несчастен, а тоже. Мы просто изводим друг друга. Ты меня — ревностью и упрямством, я тебя — истериками и тем, что не готова довериться. Я правда не готова, это логике не поддается.

— Вера, хватит. Ты сейчас скажешь то, о чем пожалеешь.

Не пожалею.

Недели хватило, и я не пожалею.

Не из-за того, что подумала о предательстве Влада. А ради него самого. Ради нас, которые еще могут быть. Еще можем быть «мы». Но если мы продолжим сейчас жить вместе, никаких «нас» не будет.