Моя идеальная (СИ)

Понимаю, что выезжаю на одном адреналине, который притупляет боль, поэтому ни медля ни секунды наношу второй удар, третий, четвёртый…

Оглушённый Должанский пятится назад, а я делаю подсечку и, когда оказывается на земле, седлаю, продолжая сыпать яростными ударами.

Даже если бы он захотел сопротивляться, то не смог бы, потому уцелевшими пальцами левой руки я пережимаю сонную артерию.

— Сдохни, мразь! Сдохни! Сдохни! — ору, забив на разодранное от криков горло.

Остановить себя удаётся только, когда на его хлебале не остаётся живого места. И то только потому, что мне необходимо выбраться отсюда, а я не уверена, что смогу двигаться в таком состоянии.

Обшариваю руками его карманы, пока не нахожу ключи от машины. Подрываюсь на ноги, но тут ногу пронзает такая боль, от которой я снова оказываюсь на коленях. Перевожу затуманенный взгляд на нож, торчащий в бедре, а потом на ухмыляющуюся морду Кира.

— Сдохнешь здесь, сука. — хрипит он.

Нет! Нет! Нет!!!

Я не могу умереть здесь. После всего, что я выдержала, чтобы выжить, я не могу просто сдаться.

Артём…

Я выживу. Ради него… Выживу…

Осторожно поднимаюсь на ноги, глядя, как вытекающие изо рта кровавые капли впитываются в землю, и наношу несколько ударов в пах бывшему.

Сознаю, что трачу на это не только жизненно-необходимые силы, но и кровь, но иначе у меня нет шансов сбежать от него.

Не понимаю, как удаётся добраться до машины. Всю дорогу я спотыкалась, падала и поднималась, потому что должна вернуться к любимому.

Нельзя сдаваться. Нельзя… Нельзя!

Дрожащими пальцами открываю замок и заваливаюсь на водительское сидение. Щёлкаю кнопкой, блокируя двери, и просто стараюсь справиться с паникой, отчаянием и болью, которые троекратно возрастали с каждым шагом.

Срываю с себя водолазку и туго затягиваю бедро выше раны, чтобы перекрыть поток крови.

Если бы я могла себе это позволить, то сейчас бы просто разревелась, потому что каждое движение вгоняет меня в агонию.

До скрежета сжимаю зубы и вытираю залитые плазмой глаза.

Выезжаю по едва различимой дороге на трассу и выжимаю газ до предела, потому что я понятия не имею, как далеко от города нахожусь.

А если остановиться и ждать помощи?

— Плохая идея… Плохая идея… — повторяю, будто в бреду, понимая, что встретить кого-то среди ночи на лесной трассе ещё меньше шансов, чем добраться до больницы живой.

Едва вдалеке мелькает свет, как я начинаю бить по клаксону и моргать фарами, но все машины проезжают мимо.

Трасса то расплывается, то раздваивается. Глаза не только кровью из разбитой головы заливает, но и чёрным туманом заволакивает. Все мысли сужаются до одной единственной: больно.

Жутко. Невыносимо. Адски. Смертельно, мать вашу, больно.

Видимо, и шансы мои сокращаются, потому что по пути ни одного посёлка, а я понятия не имею, как далеко город. Вряд ли я протяну ещё хоть десяток километров. Я даже не знаю где я нахожусь, и куда еду.

Ни одна машина не тормозит.

Если я не остановлюсь, то просто слечу с дороги.

Руки тяжелеют. Ноги перестают слушаться.

— Ещё одна попытка, и я сдамся. — шевелю онемевшими губами.

Не могу больше. Мне так больно. Не могу… Больно…

— Прости меня, Артём. Прости, Тёма. Прости… Прости… Я пыталась… Прости…

Ещё одна тачка. Маячу уже без какой-либо надежды, но расплывающимся взглядом улавливаю в боковом зеркале красные стоп огни и резко бью по тормозам. Машину ведёт юзом, но я просто неспособна пошевелить левой ногой и выжать сцепление.

Если бы я могла мыслить трезво, то готовилась бы к тому, что машина может перевернуться. Если бы я понимала последствия, то предприняла бы другие действия. Но у меня нет на это сил.

Я даже не зажмуриваюсь, едва улавливая вращение пространства. Накатывает новый приступ тошноты. Меня бросает по сидению, но я мёртвой хваткой цепляюсь руль, пусть и неосознанно, но я не оставляю попыток выжить.

Тёма…Я не умру ради него. Ради него я буду жить.

Едва машину перестаёт крутить, толкаю дверь, вываливаясь на улицу. Меня утягивает в бессознательность, но я продолжаю сражаться за жизнь. Слабость бетонной стеной наваливается на тело.

Улавливаю искорёженные мужские голоса и смазанные силуэты.

Помощь…

Указываю глазами на нож в ноге, стараясь сказать, что его нельзя вынимать, иначе потеря крови будет критической, но губы, так же как и голос, не слушаются.

Тьма…

Манящая… Желанная… Глубокая… Спасительная… Исцеляющая…

Забирающая страх, боль, отчаяние…

Я вернусь, Тём. Я обязательно вернусь. Обещаю… — последняя мысль, прежде чем я полностью отдаюсь в убаюкивающие объятия темноты.

Глава 39

Изгоняя кошмары

— Дедушка? — шепчу задушено, глядя на человека, которого так сильно любила и по которому бесконечно скучаю.

Он растягивает губы в улыбке и будто молодеет на несколько десятков лет. Раскрывает объятия, и я без раздумий бросаюсь в его руки. Я плачу у него на груди. Но не от боли или горя, а от радости. Он гладит меня по голове, давая выплакаться. Когда слёзы иссыхают, поднимаю на него заплаканное лицо и улыбаюсь в ответ.