Моя идеальная

Артём Северов: Перезвоню.

И как это понимать? Не "скоро буду" или "встретимся на улице", а перезвоню. Мы уже должны были ехать домой. В сердце закрадывается какое-то гадкое предчувствие.

Сажусь на подоконник и сканирую телефон следующие минут двадцать, но он молчит. Набираю Северова, но после длинных гудков, которые, кажется, тянутся слишком долго и громко, в трубке раздаётся роботизированный голос автоответчика. На душе уже не просто кошки скребут, а пируют дикие звери, разрывая на куски. Звоню Арипову.

— Что случилось? — раздаётся раздражённый голос.

— Артём не возвращался из деканата? — спрашиваю с дрожащими нотами.

— А его ещё нет? — удивляется Антон.

— Нет. И трубку он не берёт.

— Пиздец. Расслабься, Миронова, сейчас приедем и разберёмся.

Коротко прощаюсь и направляюсь к декану. К тому моменту, как оказываюсь на месте, внутри уже так штормит, что я без стука врываюсь в кабинет и застываю на пороге, не в силах выдавить ни слова.

Владимир Юрьевич стоит у окна и смотрит на меня ошарашенными глазами. Напротив него, спинами ко мне, но с повёрнутыми головами, двое полицейских. А между ними Артём. И он… Господи… Он в наручниках.

— Настя. — доносится до закупоренного ступором мозга родной голос.

Протаскиваю себя через неимоверные усилия и возвращаюсь в пугающую реальность. За рёбрами громыхает так, что по костям расползаются трещины. Рёв крови и биение пульса в ушах перекрывают все остальные звуки. Перед глазами расплываются очертания не только комнаты, но и всех находящихся в ней людей, кроме одного. Кроме моего любимого человека с наручниками на запястьях. Он что-то говорит, но я ничего не слышу. Понимаю это, только видя, как шевелятся его побледневшие губы. В глазах читается страх.

Северов боится? Нет. Не может такого быть! Нет! Нет! Нет!!! Мой мужчина никогда ничего не боится.

По нейронным сетям пролетает воспоминанием его голос:

"Я буду бороться за нас двоих, если у тебя не останется сил".

Я тоже буду.

Опускаю ресницы и даю себе всего мгновение на то, чтобы справиться с паникой. Забиваю лёгкие кислородом и металлическим голосом спрашиваю:

— Что это значит? Что здесь происходит?

— Северов Артём Константинович арестован за похищение и изнасилование.

Воздух с хрипом покидает моё тело, а сердце замирает в предчувствии полного пиздеца.

Глава 19

Во мне не осталось монстра. Теперь я и есть монстр

Хватаю только что вылетевший воздух короткими урывками. Сжимаю кулаки с такой силой, что ногти впиваются в кожу, оставляя красные борозды и капли крови. Торможу истерику на подходе, не давая ей овладеть моим разумом. Сейчас он нужен мне как никогда холодным и расчётливым. Срываю взгляд с Северова и перевожу с одного лица полицейского на другое. Сканирую декана. Только в его глазах улавливаю какое-то замешательство.

В том, что Тёма не мог этого всего сделать, у меня ни малейших сомнений нет. Тогда кто и зачем вешает на него всё это дерьмо?

— И кого же он похитил и изнасиловал? — высекаю, прикрывая страх сарказмом.

— А вы, собственно, кто будете и кем приходитесь этому? — выплёвывает в сторону Артёма.

И тут меня срывает. Я никогда не была дурой. И слепой тоже. Пока вина не доказана, человек считается невиновным, а этот приговор уже подписан. И, конечно же, в этом чувствуется рука хладнокровной сволочи, которую я называла "папа". Быстро обдумываю возможность причастия к этому Должанского. Какая ему выгода? Но сейчас мне не до анализов и поисков виноватых.

Натягиваю на лицо непроницаемую маску. Выпрямляю спину и плечи. Транслирую в глаза уверенность и спокойствие. И пофигу, что внутри меня сейчас Армагеддон. Я не должна показывать свою слабость.

— Миронова Анастасия Романовна. — отрезаю с надменной усмешкой, видя, как округляются глаза полицейских.

Они обмениваются непонимающими взглядами между собой. Смотрят на меня, а затем на декана, дожидаясь его напряжённого кивка.

Значит, я попала в точку.

— Могу я увидеть ваши документы? — тянет руку старший лейтенант.

Достаю из сумки паспорт и передаю ему. Только пока он изучает его, наконец, смотрю на Артёма. Глаза в глаза, и я едва удерживаю не только маску хладнокровия, но и заставляю своё тело оставаться на месте. Все силы уходят на то, чтобы не бросится к нему и не разрыдаться.

— Всё будет хорошо. — шепчу одними губами, и он коротко кивает.

Служивый возвращает мне документы, но все какого-то хрена продолжают хранить гробовое молчание. С достоинством, которое сейчас мне так необходимо, выдерживаю эту паузу и тяжёлые взгляды.

— Как я понимаю, это меня он похитил и изнасиловал, да? — кошусь с презрением на полицейских.

— Анастасия Романовна, можем поговорить с вами с глазу на глаз? — быстрый кивок, и я выхожу вслед за мужчиной из кабинета, даже мельком не взглянув на любимого, потому что иначе я просто рассыплюсь на кровавые осколки. — Вы можете объяснить, что это значит?