Итак, при наличии сыгранности с крайними форвардами моя попытка ворваться в зону соперника вслед за шайбой вызвала бы у него крайнее недоумение. К тому же я на собственном горьком опыте убедился, что поступить так — значит дать возможность сопернику сыграть в отрыв «двое против одного» или «трое против одного» и создать реальную угрозу для наших ворот.
После того как я пересек синюю линию, вошел в зону и передал шайбу, я мысленно проверяю свой список. Во-первых, я немедленно убеждаюсь, что один из наших крайних страхует меня у синей линии; если оба они рвутся к воротам, я тут же выхожу из атаки и занимаю свою обычную оборонительную позицию. Если же я подстрахован, то быстро оцениваю сложившуюся передо мной обстановку и смотрю, сможем ли мы удержать шайбу в зоне противника. Стоит мне в этом усомниться, как я ищу кратчайший путь в свою зону, чтобы отразить неизбежную контратаку противника. Когда же интуиция подсказывает: «Вперед», я делаю рывок к воротам, чтобы получить пас от партнера, подправить шайбу в ворота или воспользоваться отскоком.
Вход в зону соперника
Чаще всего, когда входишь с шайбой в зону противника, сталкиваешься с определенными стандартными положениями. Бывает, что мне противостоит единственный защитник, то есть «один против одного». А если мы вдвоем выходим против одного защитника соперника, создается положение «двое против одного». Или же возникает положение «трое против двоих», то есть я с двумя партнерами выхожу против двух соперников — чаще всего защитников. Во всех этих случаях, разумеется, последнюю линию обороны обеспечивает голкипер. Вот что приходит мне в голову, когда я ввожу шайбу в зону соперников и сталкиваюсь с одним из таких стандартных положений.
Один против одного. Я не изучаю индивидуальную манеру игры соперников и не собираю статистических данных на защитников, центрфорвардов или крайних нападающих, чтобы знать, как в 99,2 случаев из ста поведет себя игрок, если я выйду на него со скоростью 13,74 мили в час, сделаю финт влево, а сам сверну направо, протолкну шайбу у него между ног и постараюсь овладеть ею за его спиной. Одинаковые стандартные положения встречаются, пожалуй, не больше двух-трех раз в сезон, так что ведение такого учета — пустая трата времени. Когда я выхожу один на один с соперником, то просто хочу, чтобы не я, а он допустил ошибку. Если он слишком медленно откатывается назад, я, вероятно, попробую рывком обойти его с той стороны, где больше свободного пространства. А если он слишком быстро откатывается и неумышленно надвигается на своего вратаря, я постараюсь как можно ближе подкатиться к ним обоим и бросить шайбу в любую «дыру». Старая хоккейная истина гласит, что когда оказываешься лицом к лицу с соперником, то не следует смотреть ему в глаза — глаза должны быть устремлены ему на грудь. Дело в том, что смотреть он может в каком угодно направлении, тогда как поехать лишь туда, куда повернута его грудь, если только он не резиновый.
Насколько я знаю, в хоккее такие люди не водятся, хотя у меня иной раз возникают сомнения относительно Жильбера Перро из «Буффало сейбрс». К тому же, когда смотришь сопернику на грудь, а не в глаза, тебя труднее сбить с толку. Но что бы ни утверждали, когда я приближаюсь к сопернику, то смотрю ему в лицо. Прямо в глаза. И они говорят мне все, что я хочу знать. А жду я того, чтобы он, желая проверить, не спешит ли мне на помощь мой партнер, хотя бы на секунду отвел глаза. В этом смысле его грудь ничего мне не подскажет. Стоит мне увидеть, что соперник перевел взгляд в сторону и на мгновение забыл обо мне, как меня и след простыл. Конечно, если он знает, что в ответ на движение его глаз я совершу какой-то маневр, то, возможно, постарается нарочно посмотреть куда-то в сторону, чтобы я выдал свои намерения, и тогда, к моему изумлению, легко нейтрализует мои действия. То есть просто перехитрит меня, и с этим ничего не поделаешь. Оказываясь в положении «один против одного», я всегда стараюсь действовать неожиданно. Более того, я скорее предпочту какую-нибудь немыслимую комбинацию финтов, чем совершу маневр, уже не раз приносивший мне успех.