Наша преподша, как всегда, повела девчонок бегать кросс, прямо по заснеженному стадиону, а парней милостиво отправили в тренажёрку. Их, видимо, беречь надо, а нас не жалко (что странно, так как женского пола на физфаке кот наплакал). Мне-то ничего, я привычная: мой батюшка, инженер советской закалки, приучал меня к этому с детства, – а вот однокурсницы принялись жаловаться и ныть, что холодно, и горло дерёт… в общем, промучив нас пару километров, Татьяна Ивановна махнула рукой и отпустила в зал – "пресс качать". Что в переводе на студенческий означает: полистать ленту в телефоне и почесать языками. Именно этим девчонки и занялись. В раздевалке. Нисколько не смущаясь и даже не пытаясь изобразить послушание.
Но староста-то так не может себя вести! Ей-то надо всё делать правильно и честно! Поэтому она отделяется от своей крошечной стаи и добропорядочно топает в зал. А там… на лавке для жима лежит полуголый Гаршин. Да какое там "полу"? Он вообще на три четверти обнажён, в одних шортах то есть! И воспитанная, скромная, приличная староста в онемении залипает на чёртовы "прелести", красиво бугрящиеся под смуглой влажной кожей. Вот гад, ни стыда, ни совести, ни стеснения! Ну какого… он так разделся?
Я столь долго и ошалело пялилась на Гаршинские ландшафты, что несколько парней заметили меня и даже принялись подхихикивать. Дураки! Можно подумать, они каждый день Ким Кардашьян вживую видят!
Тело у Дани… возмутительно красивое. Возмутительно – потому что нечего таким нахалам такие тела раздавать! Но судьба несправедлива. Широкие плечи, мускулистая грудь, тонкая талия и даже кубики проглядывают… А ноги – длинные и стройные. Волосатые, правда, до безобразия, но мужчинам это позволительно.
И Даня жмёт… какой-то невероятный вес. Что-то около сотни. На минуточку, мой папа, который всю жизнь спортом занимается, не профессионально, конечно, но тем не менее – стаж 30 лет что-то да значит – никогда в жизни больше 70 не жал. А у него и весовая категория другая, Даня намного стройнее.
Интересно, что при этом Гаршин как будто не страдает нарциссизмом, по крайней мере на тему внешности. Одевается просто и не в обтягивающее, хотя фигура позволяет…
Тут как раз двое парней помогают ему уложить штангу на подставку, и мой мучитель резко поднимается, тяжело дыша. И смотрит на меня в упор всё тем же тёмным ледяным взглядом. Мол, чего уставилась?
Мне б развернуться и уйти к девчонкам в раздевалку. Пересидеть, продышать своё смущение и растерянность, успокоиться. Но:
а) я всё ещё не могу забить на указание преподавателя. Ну вот такая правильная – аж самой тошно!
б) мне стыдно покидать поле боя, как какой-то трусихе недоделанной;
и наконец самое позорное, от которого хочется провалиться сквозь землю:
в) я по-прежнему пялюсь на тяжело вздымающиеся Гаршинские грудные мышцы и рельефные плечи. Это ж надо быть таким чёртовым красавчиком! Безобразие просто, катастрофа!
– Ты чего, Кусака? – нарушил наконец молчание Даня, чуть дёрнув уголком рта, будто ухмылялся надо мной. – Дверью ошиблась? Тут дяденьки занимаются, иди погуляй в другом месте.
Я наконец протрезвела, оторвала бессовестный взгляд от его телесных красот и, злобно прищурившись, прошипела:
– Нет, не ошиблась!
Гордо прошествовала к скамье для пресса и принялась делать подъёмы так быстро, как только могла. Зуб даю, лицо у меня всё это время было цвета спелого помидора, а то и свеклы. Я отчётливо чувствовала, что почти все взгляды в помещении обращены на меня. И всё это – мужские взгляды. Но один – особо жгучий.
– Ну ты шустрая, Кусака! – оскалился Гаршин, подойдя ко мне вплотную и одновременно вытираясь небольшим белоснежным полотенцем. – А вот так сможешь?
И положил обе руки мне на плечи да как надавил!
– Ааа! – запищала я, ощущая острое негодование вперемешку с таким же острым торжеством. Я победила! Он опять взялся за своё! И снова всё на своих местах… Гаршин задирает меня, я костерю Гаршина. Кайф…
Даня сел на корточки и, по-прежнему придерживая меня за плечи своими крупными горячими ладонями, прошептал на ушко:
– Кусака, ты мешаешь нам заниматься. Тут никто не тренируется – все на тебя смотрят, звезда. Иди к девочкам, добром прошу.
– А то что? – кусаюсь я по привычке.
– Предупреждал ведь, помнишь? Поцелую… – его голос понизился до еле уловимой громкости, а меня обдавало жаром и мурашками.
– Ну и целуй! – решила я идти до конца. – Мне всё равно!
Лицо его как-то страдальчески скривилось, он покачал головой:
– Ты не представляешь, чем это для тебя чревато.
Почему-то я ему поверила. Что произойдёт что-то страшное и ужасное, если он меня поцелует. Мигом растеряла всю свою браваду и попыталась выбраться из захвата.
– Пусти!
– Да кто тебя держит!
Поднявшись на ноги, я не удержалась от оправданий:
– Меня сюда преподаватель прислала! Пресс качать.
– Ну ты же покачала… и хватит. – И добавил сквозь зубы: – Уходи быстрее, а то я за себя не отвечаю!
Холодок прошёлся по моему животу и подстегнул бежать в сторону женской раздевалки. Как же всё странно, понять бы ещё, что происходит..!
Данил