Моя искренняя лгунья

— Потому что мы не хотим поддерживать с ним какие-либо отношения, — сурово заявила мать. — И тебе не позволим.

— Но почему?!

Мать вздохнула и некоторое время теребила длинную нитку аметистовых бус.

— Потому что из-за него мы с твоей бабушкой едва сводили концы с концами, — тихо произнесла она наконец.

— Но ведь это же мой дед, хотя и двоюродный. — Дилан запальчиво посмотрел на мать. — И к тому же он наверняка не хотел причинить вам зло.

— Это было не в его власти, — непонятно возразила мать и безапелляционно добавила: — Этот человек нам никто. И никаких обсуждений больше не будет.

И как ни старался Дилан, ему так и не удалось что-либо узнать о своем внезапно объявившемся родственнике. А позже Дилану стало не до него. Много сил и времени отнимала учеба, да еще Дилан начал подрабатывать бухгалтером в одной из оптовых фирм, а позже предпринял первые попытки создать собственный бизнес.

Это было время у когда ему приходилось работать по восемнадцать часов в сутки практически без выходных и каких-либо гарантий на успех. Он видел, как одна за другой появлялись и так же стремительно исчезали созданные было фирмы.

Дилан стиснул зубы и неистово рвался к своей цели. Его бешеная работоспособность, врожденная коммуникабельность и деловая хватка помогли ему достичь определенных успехов, а позже создать собственный бизнес в Европе. И здесь у него состоялся едва ли не первый в жизни неприятный разговор с родителями. Вместо того чтобы порадоваться его успехам, они заявили:

— Не думали мы, что наш сын когда-нибудь станет работать на чужую страну, не интересуясь жизнью родителей. Не так мы тебя воспитывали…

— Да вы вообще никак меня не воспитывали! — закричал Дилан, — Ни на какую страну я не работаю. Я работаю только на самого себя!

И вот промчалось несколько лет, Дилан стал если не одним из богатейших людей мира, то, во всяком случае, вполне преуспевающим дельцом. И тут нежданно-негаданно пришла весть о наследстве. Дилану не пришлось долго гадать, кто это вдруг решил его облагодетельствовать, по выражению Джереми. Тот самый человек, которого его родители в свое время не захотели пустить на порог, сделал ему поистине королевский подарок.

Вспомнив ту отвратительную сцену, Дилан вновь испытал жгучий стыд не только за родителей, но и за себя самого. Ему ведь никто не мешал броситься вслед за тем человеком, попытаться с ним поговорить, посидеть в каком-нибудь кафе, если уж дома нельзя. Но нет, вместо этого он пустился в ненужные пререкания с матерью, и время было безнадежно упущено.

Известие о том, что у бабушки есть родной брат, не явилось для Дилана внезапным открытием. Однажды, когда ему было лет двенадцать, бабушка достала из шкафа довольно большую шкатулку лакированного дерева. Любопытный Дилан никогда ее раньше не видел и сразу же заинтересовался ее содержимым. В шкатулке оказалось множество писем на немецком языке, старинных рождественских открыток, эмалевая брошь в ажурной серебряной оправе.

Но больше всего внимание мальчика привлекли черно-белые фотографии, наклеенные на тисненый картон. На одной из них, держа на коленях младенца, сидела на стуле с высокой спинкой… его мама. Возле нее стоял мальчик лет пяти, уцепившись ручонкой за ее юбку и скорчив уморительную рожицу.

Дилан не мог глаз отвести от этого странного снимка. Мама была одета в какое-то незнакомое темное платье с широкой юбкой. Дилан никогда не видел у нее такого платья. Но его поразил не столько наряд матери, сколько ее необычная улыбка, нежная и печальная одновременно. Его мама никогда так не улыбалась. Мальчик поднял глаза на бабушку, которая тоже молча смотрела на фотографию.

— Это моя мама?

— Нет, — серьезно возразила бабушка. — Это моя мама.

Она с некоторым нажимом произнесла слово «моя» и добавила, указав на младенца:

— А это — я.

Дилан всматривался в круглое щекастенькое лицо ребенка и не мог поверить, что эта девочка в кружевном чепчике и ползунках — его бабушка. А этот незнакомый мальчик…

— Это мой брат Герман, — произнесла бабушка, угадав его мысли.

— Помню, мама часто плакала, глядя на эту фотографию, — задумчиво проговорила бабушка. — Она рассказывала, что сердилась на Германа, когда они собрались фотографироваться. Он все время шалил, никак не хотел стоять как следует… А потом мама очень переживала, что ругала его тогда. Ведь этот снимок был сделан за две недели до отъезда.

— А куда вы уезжали? — спросил Дилан.

— Не мы, а он. Он уехал в Германию с нашим отцом.

— А сейчас они где?

— Не знаю. Сначала приходили письма от маминых родителей, что все у них хорошо, — бабушка указала на пачку конвертов. — Но вскоре они умерли.