Забавно, что человеческое сознание устроено таким образом, что вся поступающая в мозг информация, как правило, сразу же разбивается там на всевозможные антиномии и дихотомии. Наверное, так она просто легче усваивается, или же человеческий мозг внутри устроен наподобие компьютера, где все расфасовывается по специальным симметричным ячейкам, даже не знаю… Но я заметила, что в русской литературе практически все писатели, почти сразу же после своего вхождения в литературный мир, разбиваются на пары, главным образом по принципу взаимного противопоставления. Думаю, что так их просто удобнее запоминать школьникам и людям, далеким от литературы, простым обывателям, — возможно, эти противопоставления и существуют специально для них… Пушкин все время противопоставляется Лермонтову, Толстой — Достоевскому, Маяковский — Есенину и т. д. Некоторые пары почему-то до сих пор так никто и не обозначил, хотя они, как мне кажется, тоже напрашиваются сами собой. Например, Северянин в определенном смысле тоже является полной противоположностью Хлебникова. Странно, что этого, кажется, почти так никто и не заметил. Это же очевидно! И очень легко запоминается!
И если Северянин, несмотря на усилия эстонских литературоведов доказать обратное, все-таки, по-моему глубокому убеждению, из всех русских поэтов больше всего тянет на роль идеального поэта, то Хлебникова соответственно, как я уже отметила, вообще поэтом назвать трудно, к нему это слово, мне кажется, уже никак не подходит. И самое главное, что занимались-то они в своем творчестве, в сущности, одним: выдумывали всякие новые слова, импровизировали и т. п. Только Северянин это делал как бы шутя и играючи, чтобы «возбуждать улыбку дам» и т. п. А вот зачем выдумывал эти слова Хлебников, для кого!? Какие-то сплошные ребусы и кроссворды из слов вместо стихов! Ни одной внятно выраженной и до конца высказанной мысли или хотя бы шутки, способной вызвать нормальную человеческую улыбку! А это уже, признаюсь, находится за пределами моего понимания…
Впрочем, кое о чем, кажется, я все же немного догадываюсь. Во всяком случае, кое-какие соображения на этот счет у меня имеются… На эти догадки меня как раз и навел тот факт, что Хлебников в моем мозгу укладывается в ячейку прямо противоположную Северянину. Хлебников, видимо, занимался своим словотворчеством специально для литературоведов, причем так, чтобы им как можно удобнее было все сочиненное им изучать, писать диссертации и т. п., поэтому они все в него так потом и вцепились… То есть в Хлебникове, в отличие от царственных Северянина и Чарской, уже, в сущности, нет никакой тайны и гордой неприступности, как нет ее — этой тайны — практически во всей порожденной им современной поэзии. Вместо тайны — какое-то невнятное слюнявое угодливое лакейское бормотание, не совсем понятное, конечно, но тайной я бы это все равно не назвала…
Может быть, это звучит слегка парадоксально, но в такой поэзии изначально уже нет совсем никакой поэзии, поэтому ее можно спокойно сколько угодно изучать — от нее все равно ничего не убудет. В общем, это изначально настолько затертая изношенная и изъеденная молью вещь, что я ее на себя ни за что и никогда бы не надела! Даже думать противно!
Глава 22
Основной вопрос культуры
Присутствие в литературе откровенных олигофренов, которых к тому же практически все вокруг в один голос называют «гениями», не просто озадачивает меня или же ставит в тупик, нет! Пожалуй, я безо всякого преувеличения могу сказать, что у меня не хватит слов, чтобы выразить всю сложную гамму чувств, которую у меня этот факт вызывает. А ведь Хлебников в русской литературе далеко не одинок. Увы! Есть ведь еще его брат-близнец по разуму — Платонов, с такой же невнятицей в голове и книгах и откровенно дебильными суждениями об окружающем мире… Тут же поблизости, в смежной, так сказать, сфере деятельности отсвечивает Филонов…
И вообще, мне приходится наталкиваться на нечто подобное буквально на каждом шагу, чуть ли не ежедневно. Встретишь где-нибудь уже, казалось бы, совсем конченого придурка, который сидит за столом, ковыряясь у себя в зубах или же в носу, тупо уставившись на стену, сосредоточенно стараясь пересчитать копошащихся там мух: губки сложены «гузкой», а из глаз сочится идиотическое благостное умиление или же, наоборот, неприкрытая животная хитрость…
Казалось бы, все ясно! О чем тут говорить?! Нет, обязательно найдется кто-нибудь и скажет: «Не обращай внимания! Лучше посмотри, какие у него замечательные стихи! Или же картины…» — «Нет, спасибо! Не буду я смотреть его стихи, рассказы и картины! Как-то не хочется… Сегодня у меня что-то сильно разболелась голова… Давайте лучше как-нибудь в другой раз… Я специально соберусь с мыслями, подготовлюсь и обязательно сюда зайду, чтобы со всем ознакомиться…»