Моя итальянская возлюбленная

Здесь надо бы сделать конец главы, но я не буду прибегать к таким литературным штампам и продолжу сразу. Это оказалась уборщица — солидная итальянская матрона в синем халате со щеткой и пластмассовым ведром в руке. Окинув меня оценивающим взглядом, она начала что-то говорить, делая вполне понятные жесты, на что я кинул и отступил в глубь номера. Странно, почему она не убралась с утра, когда я гулял по городу, но в конце концов какое мне до этого дело. Тем более, что предстояло неплохо развлечение — лежать на постели и рассматривать данную синьору. На вид ей было лет сорок — сорок пять, но выглядела она очень приятно. Таких ядреных женщин, относящихся к типу «мечта дембеля», хорошо иметь именно в домашнем халате и тапочках. У нее была пышная, но достаточно стройная фигура, красивые загорелые ноги и густые черные волосы. Черты лица неправильные, зато кожа свежая, а губы сочные и словно бы сверкающие от избытка жизненных сил.

Невольно мне в голову стали закрадываться смешные мысли, тем более, что и сама синьора то и дело посматривала на меня и что-то постоянно приговаривала. Русские уборщицы смотрят с ненавистью, да и ворчат одно и то же — «разлегся, окурки, бутылки», но итальянка, судя по всему, говорила нечто иное. Да, кстати, надо бы ей сказать о пустых банках от пива, которые я складывал под кровать.

Поднявшись, я подошел к ней и, когда она заинтересованно остановилась, произнес такую фразу:

— Scusi, signora, non potrebbe prendere da me… — я хотел сказать «под кроватью», но тут же осекся, получив сильную пощечину. Пока я изумленно потирал поврежденное место, на меня выплеснулся бурный поток живой итальянской речи. Мягко говоря, ошеломленный таким странным воздействием самой невинной фразы, я растерянно пожимал плечами, бормотал «прощу прощения» и вообще имел самый идиотский вид.

Но дальше произошло то, от чего я окончательно потерял голову. Увидев выражение моего лица, итальянка вдруг звонко расхохоталась, уронила щетку на пол, и, стремительно пробежав пальцами по пуговицам своего халата, внезапно распахнула его настежь. «Вот это груди!» — только и успел подумать я, ослепленный видом того, что обычно скрывают бюстгальтером, которого на этот раз не было.

Все последующее очень напоминало итальянские эротические комедии — и бешеным темпом, и смешными падениями, и подчеркнуто нелепыми телодвижениями действующих лиц. Запутавшись в собственных джинсах, я рухнул на пол, больно ударившись бедром о проклятую щетку; а потом долго не мог развязать кроссовки, чертыхаясь и по-русски и по-итальянски.

Затем мы одновременно запрыгнули в постель и началось то, что «ни в сказке сказать, ни пером описать». Оказалось удивительно приятно, когда говорят: «О, какой большой!» — обращаясь сами понимаете к чему. Все это энергичное, упругое, смуглое великолепие вызывало у меня только одно желание — оказаться достойным этого сексуального напора. Уже потом, подбрасываемый чуть ли не к самому потолку могучими бедрами, я все никак не мог избавиться от мысли: «О чем же она говорила до этого?»

Судя по всему я оказался достойным великой державы, ибо при расставании не услышал ни слова о деньгах, зато меня назвали «милым» и нежно поцеловали. Пустые банки из-под пива так и остались под кроватью, о чем я вспомнил лишь тогда, когда рухнул на нее в полном изнеможении. Н-да, не стоило вчера тратить такие деньги, поскольку сегодняшнее приключение не только не уступало вчерашнему, но и было намного более занятным. Наверное, непредсказуемость еще одна черта итальянцев, которая мне — черт подери! — нравится больше всех остальных.

И все-таки меня не оставляло недоумение — что я такого сказал, что вызвало столь бурные последствия? Только глянув сначала в русско-итальянский, а затем и в итальянско-русский словарь, я понял свою ошибку. Оказывается, я перепутал два глагола — «убрать» и «взять»! Таким образом, моя фраза имела откровенно непристойный оттенок — «не могли бы вы у меня взять»… Да, но пощечина была самой натуральной. Впрочем, все правильно — не знаешь языка, получи в морду!

7

Настал четвертый день, а я так и не смог дозвониться в Рим этой злопоклятой (это — мой неологизм, образованный из двух, сами понимаете, каких слов) Марине. Я оставлял телефон своего венецианского пансиона у римского портье, я просил его передать, что мне необходим ее звонок — все тщетно. Так что же получается — эти чертовы бабы завезли меня в Италию и бросили? Но у меня, честно признаться, нет никакой уверенности в том, что я благополучно вернусь домой.

Уехать прямо сейчас из Венеции мне мешало только одно — воспоминание о той милой двадцатилетней итальянке с карими глазками, которая подошла ко мне в первый день, когда я от избытка чувств рыдал на площади Сан-Марко, и нежно спросила: «Почему вы плачете?»

Каким же надо быть идиотом, чтобы упустить такой случай! Ну вот где я ее теперь найду? Впрочем… ответ очевиден — там же, где и потерял. В самом деле, отправлюсь-ка я на Сан-Марко и буду ждать ее там. Не дождусь — пойду на вокзал, куплю билет и вечером уеду в Рим.