Моя Италия

Забавно, что и внутри дворцы Неаполя устроены особо. В европейской традиции и у нас – в дворцовых жилых ансамблях – всегда есть ряд парадных комнат, общих для жителей всего дома. И затем их сменяют покои – личные комнаты каждого из членов семьи. В Неаполе «высокий дом» обычно делится на четыре части. Квартиери – так называют помещения каждого из жителей дома, который занимает его изолированную четверть, расположенную на нескольких этажах. Семейная молельня, в которой ведутся ежедневные богослужения, объединяет жителей на время мессы. Двор – возможность обсудить хозяйственные вопросы. Эта практика погубила многие архитектурные творения: некоторые из хозяев содержали квартиери в порядке, другие не считали нужным это делать. Так два «дома» из дворца Санфеличе простояли многие десятилетия и вовсе бесхозными, что не могло не сказаться на общем состоянии дворца начала XVIII столетия…

* * *

Мы продолжали брести узкими улочками, заглядывать во дворы и даже открывать те двери, которые поддавались. Так мы нашли вход в церковь, которая почти что утонула в холме, и ход вел туда вниз, по ступеням. Кстати, даже не мы нашли! Такое сам не найдешь… Я в очередной раз проскользнула в щелку приоткрытой двери и вышла в первый частный двор. Он был совсем обыкновенным. Все двери его были плотно закрыты. Комнаты – спрятаны за кружевными занавесками. Ни шанса для любопытствующего. Забавно было только видеть дерево, которое росло ровно посередине, врываясь практически в интерьер, сквозь каменные плиты. И вроде бы нужно уже уходить, но во втором дворе я слышала голоса и мне было любопытно, чем теперь живет неаполитанский люд внутри своих владений. Надев маску заблудшей овечки, я напрямую отправилась на звуки человеческой речи и, можно сказать, ворвалась на частную территорию. В Америке в меня можно было бы и выстрелить.

* * *

Обширный двор был образован ворохом разнокалиберных построек (думаю, что еще до нашей эры тут уже одно к другому пристраивали). Приспосабливаясь к конфигурации холма, утопающего в пышной растительности, это пространство было настолько загадочным, что легко можно было себе вообразить: стоит только войти в одну из этих приземистых старых дверок и пройтись по узкому коридору достаточно долго, вполне возможно – окажешься где-нибудь на Тимбукту или в одной из одиночных камер тюрьмы Неаполя.

В этом дворе на обширных профессиональных козлах мужчины отмеряли сатин и резали его на полотнища метров по тридцать. Их было трое, и получалось у них ловко. Первый раскидывал штуку ткани на столе, второй наматывал отрез, и к моменту, когда отмеренная часть вот-вот должна была оказаться у того, кто с ножницами, он чуть постанывал. Видимо, это означало: «Внимание! Внимание!» Мужчины переглянулись между собой, потом со мной и… продолжили, будто меня тут не стояло. Я расслабилась и начала получать удовольствие от этого слаженного ритма простой физической работы, на пока еще ласковом весеннем солнце, в уютном, тихом, спрятанном ото всех мирке. Наверное, я все же злоупотребила законами местного гостеприимства. Тот, что разматывал ткань, посмотрел на меня пристально и спросил: «Ну что, Неаполь – это ведь тебе как театр?» Я улыбнулась. У меня театр вызывает несколько иные ассоциации. В попытке извиниться за свое пустое любопытство я честно сказала, что здесь очень красиво, но видно, что живется нелегко. Ребята подняли головы, на доли секунды замерли и вернулись к своей монотонной работе. Неожиданно тот, кто отмерял, уточнил: «Море видела?» Я ответила: «Да». Он серьезно кивнул. И я уже почти выскользнула из ворот, когда услышала голос третьего: «Вон там интересно!» И он махнул огромными стальными ножницами, указывая мне направление. Через их скверик можно было попасть прямо в неф древней церкви.

* * *

Это было как подарок – пройти чередой дворов, которые, казалось, с каждым шагом опускались все глубже и глубже под землю. Застройка здесь была настолько плотной, что внутри вторых дворов образовывались уже свои улицы и… даже церкви. Конечно, храм имел и центральный вход, но фасада у него все равно не существовало. Чтобы войти через его главные ворота, нужно было нырнуть под соседнюю арку, зайти в соседний двор и повернуть направо… Меня завораживает эта пустота местных церквей. После Рима и Флоренции, в которых религиозная жизнь еще теплится, и богатство приходов до сих пор поражает великолепием путешественника, церкви здесь, как брошенные на произвол судьбы гулкие дома, растерявшие все свои сокровища. Ни души… А там вроде иконка. У входа – распятие. Может, в нефе остался кусочек фрески, может, алтарь инкрустирован мрамором? Да нет, то подтеки на потолке и, если ближе присмотреться, очень плохая имитация раскраски под мрамор. И алтарь – не камень… Пышные, важные соборы – это нечто особое. Далекое. А то, что живет с тобой каждый день, – вот оно, твое настоящее. И у Неаполя, помимо non-f nito, одинаковых ведерок, джинсов и мопедов, есть еще и море. И Каморра.