Моя карма

Вечером мы сидели за столом, пили вино, которое я купил в магазине, и самодельное, которое готовила Пелагея Семёновна. «Мы вино не покупаем. Перед соседями стыдно, если в доме своего вина нет. Виноград у каждого на участке растёт», — говорила бабушка Милы в упрёк мне за то, что я зря тратил деньги на ненужное.

Я рассказывал про своё учительство в Омске, про театр, про новую работу в родном городе, Мила смеялась, её щёки румянились и от вина, и от радости нашей встречи.

— Мила, — говорила Пелагея Семёновна. — Наконец, я вижу улыбку на твоём лице и слышу твой смех, никогда не видела тебя такой весёлой… Дай вам Бог счастья.

И она вытирала выступающие на глазах слёзы. А потом не преминула ещё раз ругнуть своего зятя, пригрозив божьими карами. А по пути досталось и дочери за то, что пошла у него на поводу.

— Всё, бабушка, хватит! — недовольно сказала Мила. — Проехали. Они мои родители, и зла я им не хочу. В конце концов, они хотели, как лучше.

— То-то, что как лучше, — проворчала Пелагея Семёновна.

— Свадьбу будем играть в Орле! — объявил я, пытаясь переменить тему разговора.

— Хоть на луне, — засмеялась Мила.

— А Вы, Пелагея Семёновна, будете у нас самым почётным гостем, — пообещал я.

— Зови меня бабушкой, — разрешила растроганная Пелагея Семёновна.

— Спать-то будете вместе или как? — просто спросила Пелагея Семёновна после того, как наш ужин подошел к концу. Я промолчал, а Мила покраснела.

— Ага! — сказала Пелагея Семёновна и принесла свежее бельё в комнату Милы, где стояла одна кровать…

У нас впереди был целый день, чтобы провести его вместе и вволю наговориться, после чего я улетал в Орёл, где должен был ждать Милу после того, как закончится четверть, и она сможет уволиться в связи с семейными обстоятельствами.

А пока она попросила подменить её на двух уроках, и мы весь день валялись на пляже, купались, и я в первый раз в жизни окунулся в морскую воду Черного моря. Вода в море, несмотря на середину сентября оказалась тёплой, погода стояла солнечная, а на пляже было немноголюдно и просторно.

— Бархатный сезон, — объясняла Мила. — К сентябрю заканчивается наплыв туристов с детьми, так как детям нужно в школу. А температура и вода остаются по-летнему тёплыми, субтропики.

Мы ели мороженое, пили ситро, пообедали в кафе, а потом до ночи бродили по Адлеру, и Мила показывала мне достопримечательности и рассказывала короткую незатейливую, но занимательную историю местного поселения.

— Это не город, — сказала Мила, когда я назвал Адлер городом. — Он и посёлком-то стал всего лет сорок назад, а совсем недавно стал районом Сочи. А в царское время это вообще было место ссылки. Здесь даже жили ссыльные декабристы.

— А почему называется Адлер? — мне нравился этот красивый район, и мне было здесь всё интересно.

— Здесь когда-то находился порт и отсюда переправляли рабов в Турцию, а «порт» с абхазского переводится как «адлер». Но это не точно. Зато точно, что мы целый месяц проработали со школьниками на уборке помидоров в совхозе «Россия», куда нас вывозили на каникулах. А на склонах гор, если подойти поближе, видны огромные чайные плантации, где тоже требуются рабочие руки. В Адлере ведь большая чайная фабрика. Так что ничего не могу сказать насчёт порта, потому что здесь больше занимаются сельским хозяйством, которое, говорят, процветало всегда.

— Я, смотрю, тебе здесь нравится? — ревниво спросил я.

— Не знаю, — сказала Мила. — Наверно, нравится. Нравится бабушкин сад, нравится море… Но именно здесь мне было плохо… После твоего непонятного отъезда, а потом молчания, я не находила себе места. Меня не оставляла постоянная тоска… утром не хотелось вставать и не хотелось никого видеть. Дошло до того, что я стала бояться сама себя.

Мила передёрнула плечами, как от озноба.

— Не хочу вспоминать. В общем, не дай Бог никому испытывать такое… Нет, лучше мы будем приезжать сюда, а жить здесь я больше не хочу.

Я обнял Милу, и она котёнком прижалась ко мне. Чувство жалости и любви охватили меня, а нежность к этому беззащитному существу теплом заполнила сердце. В этот момент я с ещё большей остротой чувствовал себя виноватым перед ней, ненавидел себя и думал о том, что всё сделаю для того, чтобы она была счастлива со мной и что никогда ничем не обижу её, не отпущу и никому не отдам…

Мы порядком устали, и Мила запросилась домой.

— Где ювелирный магазин? — спросил я Милу. Она удивлённо посмотрела на меня.

— На Ленинской. А зачем?

— Надо.

Она больше ничего не сказала, но я видел, что она догадывается, зачем.

Мы доехали автобусом до центральной улицы, которая, как и в нашем городе, называлась Ленинской, и я купил Миле колечко по размеру её безымянного пальчика с небольшим бриллиантиком, но не отдал, оставив в коробочке. Потом мы зашли в универмаг и выбрали шёлковую шаль для Пелагеи Семёновны. После этого, наконец, вернулись домой.