Я кофе вообще не пил, я пил чай, но для москвичей, которые как-то незаметно отказались от чая и стали кофеманами, выпить утром чашечку кофе стало не только ритуалом, они научились ценить аромат кофе и вкус, а также открыли возможность взбодриться и даже сделать его поводом для общения. А ведь раньше чаепитие в Москве было не просто чаепитием, а явлением. И ещё в совсем недавние времена известно было выражение «московское чаепитие», а москвичей дразнили «чаехлёбами». Кто не помнит картину Кустодиева «Купчиха за чаем!», где дородная купчиха из блюдечка прихлёбывает чай с таким смаком, что так и хочется самому заварить чайник, да и выпить чашечку, или его же картина «Чаепитие на террасе!», где мы видим привычное семейное московское чаепитие. Но, как кто-то правильно заметил, бытовые привычки и пристрастия меняются вместе с прогрессом, который, как известно, не остановить…
«Нет, не пил», — отвечал я, и мы шли с третьего этажа в буфет, где, как я заметил, всегда толпился народ из служащих. Причём, работники отдела даже не спрашивали разрешения начальницы и, казалось, что это какой-то семейный союз, где начальница стоит на одной доске с подчинёнными.
Мы переводили проспекты с английского, немецкого, другие переводчики и с итальянского, и японского. Чаще же ходили с нашими специалистами по стендам и помогали общаться со стендистами, которые представляли экспонаты своих стран.
На выставке, кроме печатных и копировальных устройств, брошюраторов, калькуляторов, механических точилок для карандашей и другого многообразия для работы в делопроизводстве, я впервые увидел шариковую ручку, которой пользовались все иностранцы вместо авторучки с чернилами. Стендисты, с которыми мы постоянно общались, встречали нас дружески, всегда предлагали виски, который доставали из холодильника, и щедро дарили нам эти замечательные ручки, а у нас их выпрашивали свои, и я помню, что у меня, в конце концов, у самого не осталось ни одной.
В закрытые для посетителей дни выставку посещали высокопоставленные лица или важные делегации.
В один из таких дней прошел слух, что приехал Брежнев. Мы настроились посмотреть на генсека поближе и вывалились из своего павильона в надежде перехватить его в каком-нибудь из выставочных залов, но увидели группу людей возле «ракушки», которые направлялись в нашу сторону. Мы узнали Брежнева, Суслова и Андропова, которых сопровождала целая свита других, а кто из них кто, разобрать было сложно. Охранники, наверно, тоже не понимали, кто среди них свой, потому что в свиту вклинились те, кто работал на выставке, но статус их не был на лбу написан, и охрана нервничала.
Мы освободили проход и двинулись вслед за ними назад в Выставочный центр. Я как-то вдруг оказался в непосредственной близости от делегации, но меня остановил человек в штатском и спросил: «Молодой человек, Вы имеете отношение к делегации?» «Нет», ответил я. «Тогда отойдите в сторонку!» — вежливо попросил меня штатский. Видно, моя комплекция не дотягивала до той солидности, которая позволяла сойти за своего. Я чуть отстал, но видел, что они пошли к конференц-залу, где демонстрировали документальные фильмы о выставке, и поспешил зайти с другой стороны, где тоже были двери. За мной последовал кто-то ещё. Мы вошли в зал и стояли в дверях, откуда хорошо видели, как Брежнев и другие сели в кресла перед экраном. Тут же началась демонстрация фильма, Брежнев что-то говорил Андропову, и тот молча кивал головой. Потом на столе перед генсеком появился, судя по цвету, коньяк и закуска, и он выпил рюмочку, потом другую. В дверях за мной уже толпились наши.
И вдруг я поймал себя на мысли, что мне становится стыдно. Я неожиданно поддался стадному инстинкту и бездумно, теряя лицо, бросился со всех ног глазеть на человека, отличающегося от меня всего лишь статусом, пусть даже это Генеральный секретарь. Я нарушил одну из христианских заповедей, а именно: «не сотвори себе кумира».
Говорят, что полностью независимым быть невозможно, но у человека есть возможность задавать вопросы и право сомневаться, а самодостаточность даёт независимость, и я гордился своей независимостью, без которой невозможна свобода.
Меня через голову позвал Андрис:
— Володя, тебя ищет ваш директор. Приехал вместе с начальником конструкторского отдела.
По дороге он спросил:
— Что, интересно?
И в его голосе я уловил иронию.
— Да ничего интересного, — ответил я, злясь на себя. — Как бараны вывалились из кошары.
— «Быть в стаде — основной закон и страшно лишь одно — из стада выпасть», — серьёзно прочитал Андрис…
Но всё это не касалось Юрия Гагарина, потому что он открыл дорогу в Космос и стал легендой.
Когда мы узнали, что Гагарин на выставке, мы не могли пропустить случай увидеть этого человека.