Моя книжная полка. Мои собратья по перу.

«А теперь, - говорит Ассеф  Амиру, - я тебя убью. Медленно, как когда-то собирался, кастетом. Потом твой грязный труп выбросят собакам, и никто не поинтересуется, куда ты пропал».

Ассеф приближается к Амиру и начинает методично колотить его тяжелым кулаком, на три пальца которого надет зубчатый кастет.  Амир пытается сопротивляться, но бесполезно – могучий великан Ассеф с легкостью отбивает его беспомощные атаки. Хрустят сломанные ребра, трескается сломанная челюсть, и вдруг раздается тихий детский голос:

«Отпусти его, Ассеф-ага, а не то я выбью тебе глаз!».

Ошеломленный Амир оборачивается и видит знакомую с детства картину – маленький мальчик с нежным личиком китайского божка целится в гиганта из рогатки, заправленной бронзовым биллиардным шаром. (Кого он напоминает – уж не юного ли Давида с пращей, которая на иврите называется «ругаткой»?)  Ассеф, презрительно смеясь, наносит Амиру еще один сокрушительный удар, и в ту же секунду валится на  пол с диким воплем боли, из его выбитого глаза хлещет на ковер струя крови. 

Воспользовавшись суматохой, Амир удирает вместе с Зорабом, и дальше идет другая история, не менее драматическая, но выходящая за рамки моего рассмотрения. А я возвращаюсь к маленькому хазарскому мальчику с его дважды повторяющейся рогаткой-«ругаткой», нацеленной во вражий глаз. В конце концов, мальчик этот оказывается младшим братом  Амира, и весь мучительный комплекс вины, терзающий душу Амира, приобретает весьма своеобразный характер.

Вдруг становится ясно, зачем переводчику понадобилось назвать хазар «хазарейцами». И почему садиста Ассефа автору понадобилось снабдить матерью-немкой, голубыми глазами и любимой книгой «Майн Кампф». Сквозь изысканный узор сюжета начинает проступать хорошо задуманная и виртуозно выполненная аллегория. Особенно понятна она нам, людям Библии, полжизни прожившим в России, откуда вещий Олег сбирался «отмстить неразумным хазарам».

Правда, сегодняшние историки бросают зловещую тень недоверия на весь исторический фон «Песни о вещем Олеге», но Пушкин  интриг сегодняшних историков не провидел и написал о хазарах то, что в его время было на слуху.

Зато  реальные талибы  ни энциклопедию, ни Пушкина, ни даже Дмитрия Быкова не читавшие, суть дела поняли правильно – вышли в поход на Хазаристан и вырезали всех  хазар подчистую. И хоть это подробно рассказано в романе Хоссейни, причем рассказано на фоне немца-садиста и хазарского мальчика с рогаткой,  все же об истинной символике романа никто не догадался.

Я  пересмотрела массу критических статей, обсуждавших роман Халеда Хоссейни  в американских и английских  газетах.  Многие рецензенты почувствовали скрытую значительность авторского замысла, но ни один не смог ткнуть пальцем в ее истинную сущность. Какой-то фантазер  даже придумал неубедительную аллегорию, будто битва воздушных змеев в небе над Кабулом символически изображает  современную историю Афганистана, которым манипулируют беспардонные водители змеев. Однако этот анализ ничего не добавил к пониманию замысла автора. То ли англоязычные критики никогда не слышали о хазарах, то ли они плохо помнили библейскую легенду о гиганте Голиафе и малютке Давиде с «Ругаткой», - вполне возможно, что современным критикам все эти знания ни к чему. Но писатель – другое дело:  создается впечатление, что автор романа «Догоняющий змея»  хорошо знал и то, и другое. И в завуалированной, но все же прозрачной форме написал потрясающий документ – покаяние мусульманина перед своим младшим еврейским братом.

СЕКРЕТ ДОН ЖУАНА

А кто он, собственно такой, этот Дон Жуан?

В прошлые века это было ясней ясного:  в те времена Дон Жуан был признан великим обольстителем. Или еще лучше – бесстыдным соблазнителем. Или и тем, и другим в одной упаковке – и обольстителем, и соблазнителем.

Определение было четким и однозначным, так что судьба этого мерзкого аморального типа была заранее предопределена и ни у кого не вызывала сочувствия – он был наказан по заслугам карающей десницей Командора! Поделом ему - чтоб знал, как нарушать заповеди и зариться на чужих жен!

Пушкин, Байрон, Мольер и многие другие с разной степенью поэтической изощренности описывали похождения этого неутомимого бабника, порхающего из одного супружеского гнезда в другое с единственной целью – насладиться, надругаться и, отряхнув перышки,  отправиться на поиски следующей жертвы. Надо признать, что некоторые писатели чрезмерно увлекались описанием процесса соблазнения очаровательных невинных дам в ущерб описанию ужаса наказания беспардонного проказника.

Но ни у самых легкомысленных, ни у самых суровых не сквозило и тени сомнения в чистоте помыслов соблазненных  Дон Жуаном  прелестниц – все они нисколько не интересовались мужчинами, как чужими, так и своими. Им вовсе не нужны были, а скорее даже отвратительны, радости секса – именно за это и ценили их мужья, удовлетворяющие свои низменные потребности у продажных женщин, недостойных уважения.