И именно их чистотой злоупотреблял бесстыдный соблазнитель, завлекая их в свои фальшиво-романтические сети. А когда бедняжки, не подозревающие истинной цели своего лицемерного воздыхателя, запутывались в этих сетях, пути к отступлению уже не было – ненасытный паук набрасывался на них и рушил их судьбы и репутации.
Из века в век шагал очаровательный бесстыдник, оставляя на своем преступном пути растоптанные цветы и оскверненные супружеские постели, пока, добредя до наших дней, не угодил в объятия воинствующего феминизма.
Феминизм первым делом потребовал для женщины равенства с мужчиной во всем – и в бизнесе, и в постели. Неожиданно выяснилось, что женщины сексуально озабочены ничуть не меньше, чем мужчины, а возможно, даже больше. И не знают удержу в стремлении свои эротические вожделения удовлетворить.
В свете этих откровений как-то невнятно замутился однозначный до того образ хрестоматийного обольстителя Дон Жуана - может, это вовсе не он своих многочисленных дам соблазнял, а они его?
Ведь привычный образ безнравственного бабника был создан в те времена, когда уделом женщины было молчание, и она не смела рассказать миру о своих желаниях и нуждах. Все писатели были мужчины, а если попадались женщины, то они, как Жорж Занд, прикрывались мужскими псевдонимами. Томимые завистью к удачливому сопернику, мужчины-писатели создали легенду о его аморальности и несли ее сквозь века, безнравственно пользуясь зависимым положением женщин, не имеющих права голоса.
Но к середине двадцатого века царство мужчин дало течь – по крайней мере, в христианском мире, и на литературные подмостки высыпала толпа пишущих женщин. Они начали переписывать историю человечества с женской точки зрения, откровенно делясь с читателем своими эротическими фантазиями. Не осталось и тени от тех прелестных скромниц, которых совращал коварный Дон Жуан, - их место заняли похотливые амазонки, без стеснения затаскивающие в постель всех встречных-поперечных.
Русская литература, как обычно, слегка поотстала, стыдливо прикрываясь образами тургеневских девушек и бедных Лиз. Но и ей пришлось отступить под напором женщин-писательниц. Особенно отличилась на этом поле Людмила Улицкая, создав в романе «Искренне ваш Шурик» совершено новый образ современного Дон Жуана.
Дон Жуан Улицкой по сути вовсе не похотлив и уж никак не аморален – у него и мысли нет кого-то соблазнить и коварно покинуть. Напротив, он верно и добросовестно служит утешителем полчища несчастных женщин, терзаемых непрестанным эротическим зудом.
Шурик мил, привлекателен и полон добрых побуждений. Воспитанный без отца мамой и бабушкой, он с детства был неосознанно посвящен в тайны женского мира. И женщины, чувствуя это, бросались на него, как ночные бабочки на свет настольной лампы. Все они его желали, все они на него охотились, и он каждой из них уступал, и с каждой у него получалось - что представляет в выгодном свете его мужскую потенцию.
А он всех их жалел и ни одной не отказывал, ни пожилой художнице Матильде, ни калеке-начальнице Валерии, ни случайно подвернувшейся карлице Жанне. И со всеми у него получалось, заметьте, – его палочка выручалочка работала безотказно!
«И ему представлялось, как все они его обступают, узнаваемые, но немного искажённые, как в слегка кривом зеркале: Аля Тогусова со сбитым набок пучком жирных волос, горестная Матильда с мёртвым котом на руках, Валерия с её истерзанными ногами и великолепным мужеством. И худосочная Светлана с искусственными цветами, и крохотная Жанна в кукольной шляпке, и золотая Мария, которая ещё не подросла, но уже занимает своё место в очереди..».
И все их, всех до одной, должен был бедный Шурик обслужить и утешить. Конечно, он не сразу осознал важность и ответственность своей миссии, поначалу он просто радовался необъятности своих возможностей:
«И Шурик ... почтительно клал руку на своё таинственное сокровище, которому подчинялось всё тело, до послед¬ней клетки. Он ...смотрел на всех девочек, на всех женщин изменившимся взглядом: каждая из них, в принципе, могла запускать в действие его бесценное орудие, и при этой мысли рука его наполнялась отяжелевшей плотью».
Ни девочкам, ни женщинам не требовалось специального поощрения. Каким-то непостижимым седьмым чувством они угадывали слабость их искренне общего Шурика и атаковали его сплоченным фронтом. Улицкая с поразительной откровенностью рассказывает о женских вожделениях, о женской целеустремленности, о незнакомой мужчинам женской способности к тщательному планированию эротических атак.
Шьет и перешивает для Шурика жалкие одежки невзрачная душевнобольная Светлана, ловко заманивает его в свои сети колченогая красавица Валерия, пишет для него курсовые работы трудолюбивая киргизка Аля, плачет на его груди брошенная мужем пышнозадая Алла, и все это с одной-единственной целью – «запустить в действие его бесценное орудие».