Моя купель

— Все от водителя зависит. Не подведет, — заверил я. — С твоим характером, если он не изменился за тридцать лет, на такой тачке можно вокруг света отмахать...

— Собираюсь по фронтовым дорогам пробежаться, потом вокруг Европы, но, боюсь, этот мотор подведет. — Он постучал по левой стороне груди. — Вот наткнулся сейчас на красавицу Бэллу, и... видишь, испарина выступила.

2

Никто не избавлен от чувства боязни и страха. Все мы чего-то боимся, перед кем-то робеем. Даже самые отчаянные фронтовики, с которыми довелось мне дружить в годы войны, порой вздрагивают от ночного звонка или робеют перед вспышками гнева соседей.

Страх... Чувство это, на мой взгляд, гнездится рядом, где-то внутри тебя или идет вслед за тобой. От него трудно отрешиться простой осмотрительностью. Состояние крайнего беспокойства, тревожного ожидания неизвестного тебе и твоим товарищам испытания вселяет в тебя неуправляемую силу страха. Перед ней, перед этой силой, иногда и разум отступает. Не зря же говорят: «У страха глаза велики». Про себя я часто вспоминаю один эпизод, который постоянно подсказывает мне: страх — твой враг.

Было это 16 ноября сорок второго года в Сталинграде. Пятые сутки дивизия Людникова оставалась без связи со штабом армии и с заволжскими батареями: она была окружена в районе завода «Баррикады». Посылали туда офицеров связи, нарочных, радистов, телефонистов, штурмовую группу — никто не мог пробиться. Без связи, точнее, без огневой поддержки артиллерии, расположенной в дубравах на восточном берегу Волги, дивизии угрожала гибель. И тогда начальник разведки нашей 284-й дивизии майор Графчиков, изучив схему подземных коммуникаций между заводами «Красный Октябрь» и «Баррикады», заверил командование, что к Людникову можно проникнуть по канализационным трубам и доставить туда рацию...

— Пойдешь сначала один, — сказали ему.

— Желательно вдвоем.

— С кем?

Он указал на меня. Я тогда исполнял обязанности инструктора политотдела по информации. Не задумываясь, ответил:

— Готов...

— Захвати с собой «феньки» на двоих, — посоветовал Графчиков, — С ними будет уютнее в трубах.

«Фенька»... Все мы были влюблены в нее. Там, в руинах Сталинграда, она была незаменимой подругой в ближнем бою. Удобная, послушная, ее можно было швырнуть в узкий пролом стены, в темный угол, даже в форточку окна, и она успешно делала свое дело. В окопах и подвалах, днем и ночью мы не расставались с ней. Бывало, погладишь ребристые бока ее, назовешь поласковее — ну, «фенечка», выручай! — и она летит из твоей ладони точно в цель. Главным калибром «карманной артиллерии» считали ее. Это граната Ф-1 — лимонка. Отличное оружие, не громоздкое, но грозное. Выдернул предохранительное кольцо — и бросай куда надо. Взрывается через шесть-семь секунд. Осколки разлетаются настильно, веером, сохраняя убойную силу до семидесяти метров в радиусе. Не забывай только укрыться после броска...

Пополнив противогазную сумку «феньками», я хвастливо показал этот запас Графчикову: дескать, теперь нам сам черт не страшен.

— Посмотрим, — ответил он, спускаясь в люк канализации.

С нами рация на салазках, карманные фонарики, по пистолету и сумка гранат Ф-1. Ползем час, второй. Темнота — глаз выколи. Благо в трубах сухо. Графчиков впереди, я за ним, тяну салазки. Лямки врезаются в плечи. Перед колодцами отстойников и перемычками он возвращается ко мне, помогает перенести рацию, и снова вперед. Раза два упирались в непроходимые завалы от фугасных бомб и тогда возвращались к ближайшей перемычке. Освещая фонариком схему канализации, мы выискивали обходной путь к Людникову.

Выискивали, выискивали и, как мне показалось, окончательно заблудились. Куда ни сунемся — тупик. Мне уже трудно было скрыть тревогу за исход «путешествия» под землей.

— Где мы находимся? — спросил я.

— Там, где надо. Прислушайся...

К чему прислушиваться, когда земля гудела и тряслась как в лихорадке? Каждый взрыв мины и снаряда отдавался в трубах так, словно мы были в бочке, на которую насаживали дополнительные обручи. Уши захлестывало волнами упругого воздуха — значит, где-то недалеко труба выходит к открытому коллектору или просто обнажена взрывом фугаски. Так и есть. Уже улавливаются человеческие голоса. Речь незнакомая. Немцы!.. Они, похоже, приближались к нам или устроили засаду. С языка сорвалось:

— Нас как бы не заметили...

— Тихо, давай назад.

Графчиков не обратил внимания, да и я не помню, как в моей руке оказалась «фенька». Кольцо выдернуто. Теперь достаточно разжать пальцы, как это делается в момент броска, предохранительная скоба отскочит, и через шесть секунд сработает взрыватель. Но куда и как бросать гранату? Ни развернуться, ни повернуться. Швырнуть ее вперед — разнесет в клочья Графчикова, назад — меня самого... Нет, раскрывать ладонь нельзя. Держите, пальцы, держите «феньку», иначе она, бешеная, может оставить нас тут навсегда.

Прячу руку с гранатой за спину, а потом, когда повернули назад, прикрываю ее грудью. Салазки — впереди меня.

— Шевелись, что ты как безрукий, — упрекнул меня Графчиков.

— Устал, — соврал я.