Моя купель

В самом деле, штурм кручи продолжался целые сутки. Танки-тральщики утюжили тонкую ниточку кромки обрыва с траншеями и стрелковыми ячейками. Однако ни убитых, ни раненых русских солдат там не оказалось. Только через день нашли в заваленном блиндаже контуженого интенданта, который, придя в сознание, показал, что на круче оборонялась небольшая группа какого-то лейтенанта, что этот лейтенант с пробитой головой был эвакуирован за Волгу. Оставшиеся после него люди ночью тоже погрузились в лодку и уплыли. Это была последняя лодка под кручей, и контуженому интенданту ничего не оставалось делать, как ждать помощи или смерти. Он вскоре умер, уже находясь в плену.

Помолчав, капитан дополнил, что после проявки пленки он убедился — его разум нормальный: снайперский фотообъектив зафиксировал то же самое, что видели глаза. Капитан хорошо запомнил лицо лейтенанта и с тех пор отказался верить в существование призраков. Но ненадолго. Ремонтировать танки в цехах завода не давали русские снаряды.

Они падали и разрывались каждый раз там, куда приходили солдаты и инженеры специального батальона. Будто у этих снарядов были глаза и они видели самые важные цели. Три недели они не давали работать ни днем, ни ночью, а после 20 ноября, когда русские войска перешли в наступление и окружили 33 дивизии немцев, батальон специального назначения по личному распоряжению фон Паулюса был переведен на строительство оборонительных сооружений. Инженеры и техники батальона начали изобретать и строить «сюрпризы» дальнего прицела — убивать людей после того, как здесь закончатся боевые действия.

В конце своей исповеди немецкий капитан сказал, что он должен сам, своими руками снять злые «сюрпризы» дальнего прицела, иначе к нему снова придет призрак в «литых сапогах» и будет преследовать его даже там, в загробном мире.

— В загробный мир спешить не следует, — поправил его комбат. — Вам еще здесь, на нашей земле, много работы.

— Спасибо, — сказал немецкий капитан, глядя на ноги обступивших его людей. Все они были в валенках, и опять ему, вероятно, показалось, что перед ним привидения. Он не мог скрыть своего испуга, прижался спиной к стене.

— Здесь все живые люди, — попытался успокоить его комбат и, обращаясь к своим бойцам, пояснил: — Вот что значат умелые действия только одного отважного воина! Он, вероятно, погиб, но и мертвый держит врага в страхе. Мне думается, это был тот самый командир, что руководил обороной на круче в районе тракторного завода. У него было всего лишь пятьдесят шесть бойцов и одна девушка-санинструктор.

— Точно, товарищ майор, точно, он! — выкрикнул Петр Чесноков и, схватив своего брата Антона за рукав, кинулся к выходу. — В госпитале мне одна раненая санитарка рассказывала про него. Все совпадает...

Братья выскочили из блиндажа. Они долго стояли на ветру, провожая взглядом чернеющую в заснеженной дали живую точку. Лейтенант шагал на запад. Он догонял свою часть.

Запись вторая

Истинные герои, как правило, неохотно рассказывают о своих подвигах. Они не умеют и не хотят подчеркивать своей значительности. Природа щедро наградила их дерзким умом, отважным сердцем и не дала никаких внешних признаков, по которым можно было бы отличить, герой человек или не герой. Вероятно, потому мы так глубоко верим в скромных, порой застенчивых людей.

Они не замечают за собой никаких заслуг и продолжают делать свое дело просто, по-будничному. О них уже складываются легенды, но они не хотят признать в них себя, идут по жизни своим путем. Легенды догоняют и обгоняют их, а они еще все живут и трудятся среди простых людей. И не думают о славе...

Что-то подобное можно проследить на судьбе человека, названного «комдивом бессмертных».

В сорок третьем году, в конце февраля, когда центр военных событий переместился с Нижней Волги на курскую землю, где назревало новое, не менее значительное, чем на Волге, сражение, в селе Хомутовка в избе колхозника Ворохобина появился военный человек с немецким автоматом. Появился ночью. Постучался в дверь, открыл и тут же упал, не переступив порога.

В избе было много военных людей. Тут остановились на ночевку артиллеристы. Сейчас все, кроме Тани Ворохобиной, спали крепким, непробудным сном. Усталые, едва успели поужинать — и сон свалил каждого из них где попало: у стола, на полу, на лавках, — целый день они вытаскивали застрявшие в сугробах машины и орудия.

— Кто это?! — испуганно спросила Таня, отпрянув от стола, на котором после ужина беспорядочно громоздились солдатские котелки, ложки, кружки и остатки провианта к завтраку.

Упавший у порога не отозвался, и Тане почему-то показалось, что это какой-то пьяный бродяга — встанет и начнет хлестать из автомата. Надо предупредить старшего. И она принялась тормошить спящих. Потолкала одного, другого, третьего. Ни один не просыпался. Что же делать? Кликнуть мать — не услышит. Она ушла за хворостом в овраг, да и этот может вскочить...