Моя любимая девочка

– Что-о-о-о? – протянула она, поднимаясь. – Ну знаете, это уже выходит за рамки приличий! Я согласилась вас принять, а теперь вынуждена сносить от вас оскорбления?

– Анжелика Константиновна, но я ничем вас не оскорбила. И подобные вопросы задаются всем людям, имеющим отношение к Наташе. Вы же понимаете, человек убит.

– Я уже объясняла вам, что практически никакого отношения к ней не имела, – холодно ответила жена Белокопытова. – А что касается вашего вопроса, то в то утро я была дома.

– Одна?

– Да, одна, – едва сдерживая себя, ответила Анжелика Константиновна. – А теперь извините, у меня есть свои дела.

– Да, конечно, – я встала. – Я вам очень признательна за откровенную беседу.

– Не за что, – холодно сказала Анжелика Константиновна, провожая меня до двери. – И вообще-то я намерена сообщить мужу о вашем посещении. Не думаю, что он останется доволен.

– Ради бога, – широко улыбнулась я. – Я и сама не собираюсь скрывать это от кого бы то ни было.

Я осталась удовлетворена посещением Белокопытовых. Во-первых, главное я узнала – деньги Наташа просила, и это подтверждает правоту слов Валеры Скамейкина. А во-вторых, Иннокентий Станиславович был вне подозрений, и мне говорить с ним не было смысла. К тому же он изначально воспринял мою кандидатуру как частного детектива в штыки.

Глава седьмая

Приехав домой вечером и поужинав купленной по дороге курицей гриль – в кафе-то, где меня так глупо подставили, я больше не хожу! – я решила все обдумать. Вроде бы все версии были отработаны, выяснен круг знакомых убитой и мотивы, по которым кто-то мог желать ей зла. Аркадий, Настя, Валера Скамейкин – эти подозревались в первую очередь, но двух первых я решила откинуть в силу психологических мотивов, а последнему, как выяснилось, было это просто невыгодно. Оставался Коробейников и вся эта санэпидемстанционная мафия, но и он категорически отрицал свою причастность к убийству.

Я набрала домашний номер Мельникова. Из разговора с ним выяснилось, что Коробейников по-прежнему признаваться не хочет. У него алиби, а киллера он не нанимал. Говорит, что махинации махинациями, а жизни человека лишать из-за них – самое последнее дело. Никаких других версий следствие не разрабатывает. Единственным новым, доселе неизвестным мне моментом в сообщении Мельникова было то, что эксперты определили – удар ножом был нанесен непрофессионалом, опытные уголовники-убийцы обычно бьют по-другому. Более того, удар характерен скорее для женщины, поскольку был нанесен с небольшой силой. Это оказалось ценным сообщением для меня.

Я не стала рассказывать подполковнику о том, как продвигается мое собственное расследование, поблагодарила Андрея за информацию и продолжила размышления.

На сей раз они были прерваны телефонным звонком. Взяв трубку, я услышала неуверенный голос Алевтины Михайловны Полуниной:

– Татьяна… э… – женщина замялась.

– Александровна, – подсказала я.

– Татьяна Александровна, – тут же подхватила Алевтина Михайловна. – Вы уж извините, что я вас беспокою… Я вообще-то хотела в милицию звонить, да меня Настя отговорила. Давай, говорит, сначала Татьяне Александровне позвоним – может быть, она поможет?

– Так что у вас случилось-то? – спросила я.

– Даже не знаю, как вам и сказать. Одним словом, Маргарита пропала! Маргарита, моя сестра!

– Почему вы решили, что она пропала? – тут же поинтересовалась я.

– Так ее нет нигде! И сотовый не отвечает!

– Ну и что? – не поняла я. – Мало ли чем она может быть занята! Может быть, она просто отключила телефон и легла спать?

– Не спит она никогда днем! – категорично заявила Алевтина Михайловна. – И потом, мы даже домой к ней ездили, нету ее там!

– Вы заходили в квартиру?

– Нет, у нас и ключей-то нет, – огорошила меня Белокопытова-Полунина.

– Как это? Ведь она ваша родная сестра, к тому же живет одна. Мало ли что может случиться! Обычно в таких случаях люди дают запасные ключи от своей квартиры близким родственникам на хранение. А ближе вас, по-моему, у нее никого нет.

– Так-то это так, – согласилась Алевтина Михайловна. – И я не раз предлагала Рите так поступить. Но она, знаете ли, человек такой… щепетильный. Даже подозрительный. Мне кажется, она боялась, что мы без ее ведома придем к ней домой, а ей это было бы неприятно. Вроде как вторжение на чужую территорию.

– А что, ей есть что скрывать? – Я удивлялась все больше и больше.

– Господи, да что ей скрывать-то! Просто… она не любит, когда лезут в ее дела.

«Вот, значит, как, – мысленно усмехнулась я. – Значит, не любит, чтобы лезли в ее дела, а сама лезет при всяком удобном и неудобном случае. Не любит вторжения на свою территорию, а сама на чужую вторгается с прямо-таки потрясающей бесцеремонностью. Чего стоит только ее чтение чужого дневника или лазанье по карманам, что вообще недопустимо!» Но вслух я не стала высказывать свое мнение о возмутившем меня поведении Маргариты Михайловны. Я лишь уточнила:

– Вы ее видели сегодня?

– Да, только утром. Она пришла, взяла деньги и ушла.

– Деньги взяла? – Я не уставала открывать для себя новые факты. – На что?