Моя любимая дура

– Вот сейчас мы и проверим, фантастика это или нет, – ответил я и пристегнулся к сноуборду. Мураш проделал то же самое. Я заметил, что губы его побелели и дрожат. Бедный малый! Его стоицизм вызывает уважение. Духовный мир этого парня сейчас как никогда близок мне, потому что я очень, очень хорошо понимаю его. Мураш идет на смертельный риск не ради личной выгоды, блажи или райдерского самоутверждения. Его мотивы, как и у меня, за пределами собственного живота. Я рискую ради Ирины, а он – ради памяти отца.

На нас никто не смотрел. Спина хребта опустела, лишь какой-то экстремал-одиночка готовился съехать по давно обкатанному северному склону, который теперь даже мне казался совсем простым и даже детским.

Мы опустили очки на глаза и встали на самом краю обрыва.

– Идешь только за мной и след в след! – громко сказал я, перекрикивая завывания ветра.

– Иду за вами след в след! – повторил Мураш так же громко, чтобы вычистить грудь от въевшейся дрожи.

«Помоги нам, господи!» – мысленно взмолился я и прыгнул вниз. Доска понесла меня по заснеженному склону, и на мгновение вспыхнул испуг, что скорость нарастает слишком быстро, но я подавил его, сосредоточившись на поворотах. Все нормально. Сноуборд слушается, как хороший умный конь. Идут секунды, я живу, я дышу, я управляю… Карниз, прыжок, и опора ушла из-под ног. Метров десять я падал подобно перевернутому табурету. Приземляться пришлось на очень крутой склон, покрытый, как периной, толстым слоем рыхлого снега. Я погрузился в него почти по колени, но сила инерции продолжала толкать меня вперед, и сноуборд вырвался на поверхность. Мчусь по пушку! Это уже не наказание, не испытание, это даже удовольствие! Я что-то крикнул от избытка чувств. Не боги горшки обжигают! Гора покоряется мне!

Нарисовав на снегу огромную дугу, я остановился, поднял очки и обернулся. Мураш несся следом за мной, как велел ему, – след в след. Молодец, парень! Расставив руки, он спускался ко мне с неба, словно огромная птица. Затормозил, остановился и согнулся, упираясь руками в колени. Дышит тяжело, раскрыв рот. Бандана съехала на одно ухо, обнажив второе – одинокое, красное, похожее на язык, вывалившийся не там, где надо.

– Все нормально, – бормотал он. – И не так страшно, как вы говорили… Долго еще?

– Прилично. Это только начало.

– Голова немного кружится. Снег, камни, снег, камни… Была у меня такая компьютерная игра: надо проехать на автомобиле по пустыне, где раскиданы огромные камни, и не врезаться… Никогда не думал, что когда-нибудь в жизни мне придется так же…

Понеслись дальше! Кто бы знал, как я себя хорошо чувствовал в эти мгновения! Они до предела заполнены настоящей мужской работой. В них спрессован смысл, который иногда бывает в таком жутком дефиците! Сколько пара клубится над человечеством! Сколько ненужных усилий и телодвижений совершается каждую секунду на планете, сколько впустую тратится нервов, сколько выплескивается невостребованной энергии! А может, это все оттого, что мы, мужики, забыли о своем истинном предназначении? О том, что весь смысл нашей жизни – в любви к женщине? И только это чувство… Но о чем это я? О какой любви? Разве я знаю, что такое любовь к женщине?.. Снег в лицо. Туман сгущается. Плохо видно. Доска бежит вперед, словно у нее есть мощный, хорошо отлаженный мотор. Он работает бесшумно, бесперебойно, и мой снаряд, плавно наклоняясь то к одному, то к другому канту, надрезает спекшийся под утренним солнцем наст… Опять карнизы и обрывы… Склон ухудшается с каждым мгновением. Повсюду камни, осыпи, острые скальные пики. Я чувствую, как наполняются тяжестью ноги, и мышцы будто горят, и ноющая боль поднимается от колен к бедрам… Он бесконечный, этот склон! И мы с Мурашом будем соскальзывать по нему целую вечность, все глубже погружаясь в бездну…

– Кирилл!!!

Я едва услышал крик Мураша. Попытался остановиться и вдруг почувствовал нечто странное, необычное, какое-то несоответствие между скоростью скольжения и скоростью перемещения в пространстве. И гул, низкий, утробный, словно я оказался среди сотен и тысяч умирающих в агонии слонов. Цельный, нетронутый, как стеклянная композиция наст вдруг покрылся трещинами, и снежные плиты пришли в движение, зашевелились, как живые, стали наползать друг на друга. Оглянувшись, я увидел, как мимо проносятся камни и скалы – слишком быстро! На сердце словно кусок льда положили. Ну что же это я растерялся? Даже руки онемели, покрылись мурашками. Альбинос ведь предупреждал. И я хорошо потренировался в своем воображении…

– Антон! – крикнул я что было сил, подняв лицо к небу. – Скорость! Скорость!