Моя любимая Эми. История о том, как я дважды потеряла свою дочь

Митчелл напрямую общался с врачами Эми. Сейчас я знаю, что от меня многое скрывалось – возможно, к лучшему. Именно доктор Кристина Ромет и доктор Глинн рассказали Эми о ее состоянии. На компьютерной томографии было видно, что ее легкие покрыты слизью – голос Эми почти пропал, а на ее голосовых связках могли быть узелки. Врачей также беспокоили образования в области грудной клетки. Проверка показала, что они не были злокачественными, однако требовали постоянного контроля. Самой тяжелой новостью было то, что у нее обнаружилась ранняя стадия эмфиземы, спровоцированная употреблением крэк-кокаина и курением. Всего в 24 года ей сообщили, что в скором времени у нее может развиться полноценная эмфизема легких.

Помню, как я смотрела на нее, сидя рядом на кровати. Из всего, что с ней происходило, мне это казалось самым грустным. Для певицы это может означать конец карьеры. Весь ее многолетний труд может обесцениться по щелчку пальцев. «У тебя дар, – говорила я ей, когда она, свесив ноги из окна, сидела на подоконнике в Гринсайд-Клоуз. – Однажды ты должна будешь им воспользоваться». Сейчас эти слова ранят меня. Однако эта ситуация была не первым красным флагом для Эми, и, учитывая прошлый опыт, я сомневалась, что она станет последним. Она обклеила себя никотиновыми пластырями, затихла и вся тряслась. Возможно, она что-то поняла.

Хоть временами я и злилась на Эми за все, что она сотворила с собой и нами, я все же видела, что она хочет бросить наркотики, а срывы являлись лишь частью этого пути. Я оставалась позитивной, но никак не могла избавиться от мысли, что при первых же трудностях она забудет о своем намерении.

Эми ненадолго покинула больницу, чтобы выступить на 90-м дне рождения Нельсона Манделы в Гайд Парке. Больная Эми вмиг исчезла, а на ее месте появилась Эми, рвущаяся в бой. На сцене она сияла, махала публике, но по ее глазам я видела, как тяжело ей дается это выступление. Как и на Ivor Novello, она надела заколку с «Блейком», а вместо строчки «Free Nelson Mandela» («Свободу Нельсону Манделе») пела «Free Blakey my fella» («Свободу Блейку, моему парню») – очень в ее стиле. Я лишь закатила глаза, когда она рассказала об этом через несколько дней. Это было потрясающее историческое празднество, на которое ее пригласили, но, к несчастью, ей не удалось прочувствовать его дух. Собственные чувства и мысли поглощали ее, и она жила в своей голове.

Я перестала пытаться понять, о чем она вообще думает. Это было бесполезно и очень выматывало. Что бы Эми ни чувствовала в данную минуту, все казалось ей настоящим, она поддавалась своим эмоциям. Быть рядом с ней было сродни съемкам в мелодраме, где она играла главную роль. Я была вынуждена смириться с ее методами самовыражения. Но иногда Эми играла персонажа, которого я не знала. Ее брат часто ругался с ней из-за этого ее множественного расщепления личности. «А теперь ты кто?» – спрашивал он. Но она лишь замолкала на мгновение и вновь продолжала о своем.

Вскоре после выписки было решено приставить к ней круглосуточных телохранителей. Не знаю, чья это была идея, и Эми сразу отреагировала негативно, но смысл в ней был. Митчелл не мог находиться возле нее 24/7, не могли и менеджеры. Я же не подходила, да и не желала такой работы. Эндрю Моррис стал ее главным телохранителем, а другие четверо парней работали посменно. Они были отличными людьми, готовыми защищать Эми от внешнего мира и внешний мир от Эми.

Все охранники называли меня «мамой», я была совсем не против. Это казалось очень милым, и мне было спокойнее оттого, что у Эми была почти приемная семья, хоть и за деньги. Но их присутствие еще сильнее ослабило нашу с Эми связь. Теперь я не просто приезжала к Эми в гости. Если я не могла с ней управиться, то звонила одному из охранников и узнавала о ее состоянии. Иногда все было отлично, а иногда она просила меня не приезжать или говорила, что не хочет никого видеть. Я не знала причин – да и, наверное, слава богу.

Будучи охранниками Эми, телохранители тщательно следили за всем, что приносится и выносится из дома. Дилеры постоянно находили лазейки, чтобы принести ей наркотики, и Митчелл, умудренный опытом, перестал кому-либо верить. Наркотики могли быть в цветах или посылках, переброшенных через забор. Их было трудно перехватить, да и сама Эми могла спокойно достать героин или кокаин. Сначала она хотела отказаться от охраны – видимо, они отлично справлялись. После переезда в Провс-Плейс она стала возмущаться их постоянным присутствием, но Митчелл настоял, и парни оставались рядом с Эми до конца ее жизни. В каком-то смысле они стали ее самыми близкими людьми, почти братьями. Я хоть и радовалась такому раскладу, но мне снова приходилось доверять заботу о дочери людям со стороны. Все перевернулось с ног на голову с ее первого контракта на запись. Как ее мать я понимала, чего ей действительно не хватает, но сама она не всегда этого хотела.