Я сомневалась, что новый дом подарит ей необходимое уединение, учитывая рой фотографов под дверью. Однако этот привал оказал на нее хоть и краткосрочный, но благотворный эффект. Вскоре она рассказала Митчеллу, что хочет очиститься. Она не хотела ложиться в больницу, предпочитая домашнюю детоксикацию. Эми было важно везде ощущать комфорт, и с ее деньгами она могла себе это позволить.
Доктор Эттлингер и его партнер доктор Кристина Ромет руководили детокс-программой, а две медсестры работали посменно, наблюдая за медикаментозным обеспечением Эми. В этот раз вместо «Субутекса» решили использовать метадон, но для начала программы Эми требовалось оставаться трезвой на протяжении нескольких часов.
Эми провалила попытку, не успев начать. Перед началом лечения она курила героин, что сделало прием препаратов невозможным. Мне было жалко медсестер. Они пытались делать свою работу, и лишь богу известно, как сложно бывает с Эми. Ни семья, ни врачи больше не могли ничего сделать. Лишь сама Эми в конце концов могла принять решение.
Она хоть и была заточена в своем персональном мирке, Эми все еще осознавала, что от нее многого ждут. Звукозаписывающая компания не требовала третий альбом, но Эми догадывалась, что так не будет продолжаться вечно. Отсутствие давления создало для нее иное давление – теперь, выиграв «Грэмми», она вознеслась до таких высот, что успех начинал ей вредить. Эми все еще стремилась бросать себе вызовы, но как она могла написать альбом лучше
На протяжении всей карьеры Эми я ни разу не видела ее во время репетиций с группой, но знала, как безмерно она их уважала. Особенно басиста и музыкального директора Дейла Дэвиса, с которым они работали с 2003 года. Но даже люди, отвечавшие за ее креативное звучание, не могли заставить ее работать.
Как-то раз сын Ричарда Майкл заскочил к Эми в Провс-Плейс, когда ее музыканты работали над созданием нового материала. В доме была балконная студия, располагавшаяся над гостиной. В середине записи Эми встала с дивана, поднялась по лестнице и зажгла трубку для курения крэка на глазах у всех присутствующих. Она вновь спустилась вниз и через минуту уже сидела на диване в полусознании без возможности говорить, думать или работать. С тех пор Майкл описывал ее как опустевшую, живой саркофаг. Я тоже это заметила – она превратилась в призрака, в разбитого человека, накрепко застрявшего в ловушке зависимости.
Марку Ронсону тоже доставалось. После Рождества Рэй Косберт договорился о том, что Эми запишет заглавную песню для нового фильма о Бонде – «Квант милосердия». Запись должна была состояться в апреле на студии с Марком. Они с Эми работали вместе после краха заместительной терапии. Эми отвечала за текст, а Марк должен был написать музыку. Но после четырех дней ожидания Эми в студии в Henley-on-Thames в Оксфордшире Марк почти вышел из себя. Когда Эми все же явилась, им удалось поработать лишь один день – все остальное время Эми была в отключке. Она была похожа на бездомную – неопрятная и временами несущая ерунду.
За следующие несколько недель жизнь Эми окончательно развалилась. Она ударила мужчину, не уступившего ей бильярдный стол в пабе Good Mixer, и заехала головой другому – он помогал ей сесть в такси. В конце апреля ее доставили в Холборнский полицейский участок, продержали там всю ночь и выпустили на следующий день с обвинением в нападении за случай в пабе. Рэй был с Эми в участке. Обычно ее сопровождали либо Рэй, либо Митчелл, либо я, но теперь всю подобную нагрузку взял на себя ее менеджмент.
В этот период мы с Митчеллом время от времени обсуждали наши последующие действия и гадали, что может все это остановить. Со всеми «если», «когда» и «но» мы словно бродили в темном лесу. «Будь что будет», – повторяла я себе снова и снова, и Эми как бы вторила мне. «Судьба знает свое дело, мам», – говорила она, хотя все ее привычки можно было изменить самоконтролем и сменой окружения. Она, вероятно, даже не думала, что может стать слишком поздно. Правильно это или нет, но и я слепо верила, что она внезапно кардинально изменит свою жизнь.