По возвращении домой Эми принялась за старое. Она жила в квартире в Боу, по соседству с Алексом Фолденом, и не могла оградить себя от мира наркотиков. Я редко навещала ее в той квартире, но Митчелл рассказывал, что там постоянно зависали одурманенные, пьяные люди. Я волновалась, насколько серьезный вред нанесет себе Эми. Она, очевидно, не ела – только Haribo и наркотики, – и я не представляла, как она справится с жестким расписанием больницы. Эми все время спала днем – ее невозможно было разбудить. В наши редкие встречи с ее лица на меня смотрела медленно приближающаяся смерть. Большую часть времени она была перевозбужденной, так что ее врач, доктор Пол Эттлингер, выписал ей валиум для расслабления. Но Эми никогда не умела расслабляться.
Подходило время престижного события. Эми была номинирована на шесть наград «Грэмми» и приглашена в Стэйплс-центр в Лос-Анджелесе на 50-ю церемонию вручения премии. Она рассказала мне об этом по телефону прямо перед Рождеством. Эми была безумно рада, не говоря уже о шоке от такого числа номинаций. Однако реальность настигла ее, когда начались проблемы с визой США. Для получения визы артиста она должна была быть чистой от наркотиков, а также от рецептурных таблеток в течение недели до сдачи биоматериалов. Если в вашей крови находят наркотики, то вы получаете отказ. Эми записали на тестирование 28 января 2008 года, но она не отмеряла жизнь неделями. И даже днями. Эми жила минутами.
Ранним утром, прямо перед тестированием, в The Sun появились скандальные фото Эми, курящей крэк-кокаин, которые таблоиду продали два друга Блейка. Митчелл заранее предупредил Рэя Косберта, а я узнала обо всем только после выхода статьи. Я уже не читала газет, однако если там появлялась важная информация, мне звонил мой брат Мартин. Вместе с этой историей появилось и видео, но я ни разу его не смотрела.
Тем утром я купила The Sun, села в машину и уставилась на обложку. Тело оцепенело. Я несколько месяцев сдерживала эмоции и теперь зарыдала в голос. Я видела Эми пьяной, видела ее в ужасном состоянии, но я никогда не видела, как она употребляет наркотики. Меня едва не стошнило. Это было просто ужасно.
В моей жизни творился такой хаос, что я уже не отличала выдумки от реальности. Знала ли Эми, что ее снимали во время курения крэка? Согласилась ли она на это? Было ли это ее идеей? Или какой-то отброс сделал это исподтишка? Она сказала Митчеллу, что это не было подставой. Тогда было ли это ее выходкой, манипуляцией? Или, если в этом замешаны друзья Блейка, кто кем манипулировал? Я не знаю, понимала ли сама Эми. Границы между знакомой мне Эми и Эми с обложки The Sun были почти что стерты. Это меня пугало.
Временами, когда про Эми писали глупости, она говорила мне: «Мам, смотри, я не изменилась! Они сказали то-то и то-то, но я не изменилась!» Я всегда отвечала: «Если хочешь быть знаменитой, то убедись, что только благодаря таланту». Принять то, что Эми стала звездой обложек из-за крэка, я просто не могла. По моему мнению, она стала карикатурой. Не знаю, о чем подумали люди, увидев те снимки. Эми изображали так, словно наркотики были ее выбором и она ими наслаждалась.
К счастью, я почти не видела Эми в ее худшие времена. Однако я отмечала, что она выглядит опустошенной, разбитой и не получает от происходящего вокруг никакого удовольствия. Никто не выбирает саморазрушение; зависимые не выбирают зависимость. К сожалению, многим кажется, что в какой-то момент наркоман делает осознанный выбор – в отличие от больных раком, у которых никакого выбора нет. Скорее всего, это происходит из-за связи наркозависимости и психического здоровья. Эми была рабом наркотиков. Как бы ей ни хотелось завязать, ее разум и тело не давали ей это сделать. Ее зависимости жили своей жизнью. То, что сначала казалось спасением, стало привычкой, которую она не могла контролировать. Она стала походить на наркоманов, которые приходили ко мне в аптеки, и я боялась, что она уже переступила черту обратимости своих привычек.
Я старалась держаться ради Эми, но голоса в голове поедали меня. Родители не могут жить, не обвиняя себя в проблемах зависимых детей. Но я не позволила себе углубляться в размышления о том, что я могла бы сделать иначе. Всю нашу совместную жизнь я изо всех сил старалась поступать правильно, выжимала все соки из имевшихся возможностей. Но с тех пор я постоянно спрашиваю себя: а что я могла бы сделать иначе? Пойми я раньше – что произошло бы? В какой момент жизни Эми случился этот роковой перелом? Могла ли я ему помешать? Я по-прежнему задумываюсь об этом и не нахожу ответов.