Наконец пошли награды. Первой Эми выиграла награду как лучший новый исполнитель. Затем – «Лучший поп-вокальный альбом» за
Часть выступления Эми пела для приглашенных гостей, а вторую часть – для прямой трансляции. Она начала с «Addicted», а через какое-то время приостановилась, чтобы ее со сцены представил актер Кьюба Гудинг – младший, бывший в то время в Лондоне. Она спела «You Know I’m No Good», перетекшую в «Rehab», смеясь и танцуя на протяжении обеих песен. «Это потрясающе! – подумала я. – Она все преодолеет, я уверена».
После этого выступления на сцену вышли Тони Беннетт и соул-певица Натали Коул, чтобы объявить номинантов на «Лучшую песню года». Дело было не только в том, что Беннетт был кумиром Эми с самого детства, но и в том, что ей предстояло выстоять против таких вокалисток, как Рианна и Бейонсе. Когда было объявлено, что Эми победила с песней «Rehab», время остановилось.
Немногое в жизни оставляло Эми безмолвной, но она стояла на сцене как парализованная. Я светилась от счастья, аплодировала и смотрела на ее лицо – она не сразу поняла, что произошло. Зал взорвался. Все вокруг меня стали скандировать: «Эми! Эми! Эми!» Митчелл бросился на сцену, чтобы обнять ее, и я двинулась следом, поднявшись с помощью ребят из группы. Она подошла и обняла меня. Это объятие было таким… в нем было столько всего, что никто не смог бы этого понять.
«Я люблю тебя, мам», – сказала она мне на ухо.
«Я так тобой горжусь», – ответила я ей.
Эми прижала меня к себе, подойдя к микрофону, но в последний момент она склонилась ко мне и выдала: «Я понимаю, что выиграла, мам, но я не знаю, что сказать».
Я прагматично посоветовала: «Сохраняй спокойствие и поблагодари всех».
Она взяла себя в руки. Во время ее обращения к аудитории я встала рядом с ней, а она держала мою руку – прямо как в детстве.
«Грэмми» была вершиной, и к концу вечера Эми взяла пять наград. Один огонек загорелся вновь. Этого хватило, чтобы я смогла вновь с надеждой взглянуть в будущее. Я вспоминаю тот вечер с чувством надежды и душевной легкости. В тот момент мы воссоединились. Эми вновь, хоть и на короткое время, стала моей малышкой. Если бы я только могла вернуть хотя бы секунду того времени. Мне было бы достаточно лишь прикосновения к ней.
Тем февралем, сразу после «Грэмми», Эми вновь переехала в Джеффрис-Плейс. Она говорила об этом уже во время лечения в Капио Найтингейл, потому что хотела начать все заново. Если точнее, она хотела уехать подальше от Алекса Фолдена, ее «дружка по наркотикам» в Боу. Она заплатила 130 000 фунтов за то, чтобы он лег с ней в больницу, но они не могли быть трезвыми, находясь рядом. Несмотря на смену обстановки, Эми было сложно не употреблять, а небольшой прогресс перед «Грэмми» не оказался тем переломным моментом в жизни Эми, за который я его приняла.
В середине февраля Эми выступила на BRIT Awards в дуэте с Марком Ронсоном. Она была номинирована на «Британский сингл» с песней «Valerie», однако в итоге ушла ни с чем. Она была пьяна, выступление получилось средненьким, но ей удалось достойно продержаться до конца. Вдобавок она подцепила импетиго – крайне заразную кожную инфекцию, так что ее щеки были заклеены пластырями. Я вновь забеспокоилась о ее падающем весе – виной были вещества, которыми она накачивала свое тело и которые вредили ее иммунитету. На удивление, она стала одержима своим здоровьем, почти дойдя до ипохондрии. Она постоянно жаловалась на сухость в горле, простуду или боли в животе – но это не мешало ее разрушительным привычкам. Как фармацевт я всегда следила за своим здоровьем, но Эми словно не видела связи между своими болячками и образом жизни.
В марте Эми переехала из Джеффрис-Плейс в дом за углом, Провс-Плейс, который, насколько я знаю, она арендовала у солиста The Specials Терри Холла. Она очень ждала этого, и мне кажется, что переезд был очередным этапом ее поиска подходящего места для трезвости. Лично я не считала постоянные скитания спасением – Эми нужно было разобраться во внутренних причинах своей зависимости, – но все же я наделась, что переезд внесет свою лепту. Хоть мы и не всегда понимали логику ее действий, она знала, что делала, и настаивала на этом.
Вскоре после ее переезда в Провс-Плейс я пришла навестить ее. Она выглядела лучше, чем за все последние недели, и, как только я перешагнула порог, она тут же указала пальцем на гараж, перестроенный под спальню для гостей, с личной ванной.
«Это твоя комната, мам», – сказала она, и я рассмеялась.
«В моем доме тоже всегда есть место для тебя», – ответила я, обнимая ее. В душе я понимала, что она не примет это приглашение.