Собственно, я, наверное, в глубине души и не надеюсь его найти. Как можно найти что-то в темноте там, где ничего не увидели днём? Я здесь для очистки совести, наверное… Стыдно, конечно… Но ведь я Ольге Владленовне обещал. Я себя из-за этой истории с маршрутами тоже как-то не очень ощущаю. Да и потом… А вдруг? «Когда приспустят флаг в порту до половины, останется одно последнее „а вдруг?“» — вспомнилась слышанная когда-то в детстве песня. Действительно, а вдруг?
Совсем рядом в кустах завыла собака. Так неожиданно и жутко завыла, я даже подпрыгнул. Огляделся. Стало уже почти темно. Часов семь, наверное, вечера. Может, даже больше. Сумерки загустели. Я застегнул куртку. Похолодало. Народу — никого. А вот и закончились кусты, пошли яблони, пора сворачивать. Надо было захватить из машины фонарь. Правда, батарейки там уже старые…
Девочки-то. Из бюро. Не зря они сюда вечером не ходят! Жутковато тут. Тихо и жутковато. Даже Каширка за лесом гремит так, словно из-под земли… Словно и нет её на самом деле.
С чего вдруг? Обычный музей-заповедник. Конечно, всякое про эти места рассказывают, но… Не всему же верить! Собака завыла, так что же тут такого? Собаки воют, бывает. На то они и собаки. В конце концов, если бы люди тут пропадали пачками — закрыли бы всю эту лавочку, да и дело с концом. Вот и в источниках везде стоит, что с двадцатых годов здесь официально необъяснимых исчезновений не зарегистрировано. Но с другой стороны, это ж источники. Мало ли, что у нас официально не зарегистрировано…
Не, если во всё это верить — свихнёшься. Паша, вот, не верит. А он-то каждый день здесь бывает. Если бы тут что нечисто было, его бы уже и след простыл. Он же ещё в институте всего боялся. На экзаменах его тошнило даже — от нервов. А тут ничего, работает. Хотя работает-то он работает, а вот сейчас, под вечер, он сюда не поехал. Значит, боится всё-таки…
Вспомнилось, как Пашу кто-то звал из-за спины. Обернётся, а там — никого. Может, днём там и никого… А ночью, в темноте? Как раз где-то тут дело было, возле яблонек, у самого спуска…
Вспомнилась то ли слышанная, то ли читанная где-то легенда. Дескать, если ночью в дороге тебя кто-то из-за спины по имени кликать станет — не оборачивайся. Будто есть такие создания — ырки. Души самоубийц. Неупокоенные. Неприкаянные. Надо им жизнь свою дожить до положенного срока, вот они от людей и кормятся. Не то энергией, не то — просто кровью. Но если не обернёшься, ничего он с тобой поделать не сможет. Обернулся — считай, пропал. А он-то, ырка, не то что по имени-отчеству назовёт, он ещё и про всю твою жизнь рассказать может — лишь бы оглянулся прохожий. Или голосом близкого человека заговорит — матери, отца, жены… И никакие молитвы его не берут… Не берут. А что берёт? Точно помню, было какое-то средство… Только вот какое? Не молитва — однозначно. Надо же было всё запомнить в деталях, кроме способа, как с этим бороться! Вот чтоб тебя, краевед-склеро…
Это что?! Нет, это за лесом. Шоссе шумит. А по шоссе сейчас машины несутся. Фары. В машине тепло. Можно лампочку включить, тогда и светло будет. И радио включить можно…
Вон и перила впереди показались. Ступеньки вниз, в овраг. В Овраг. Там, внизу — налево, по дорожке вдоль ручья. Будет мостик. Возле которого… Толку мне с того мостика… Ладно, хоть фонари там внизу, в Овраге поставили. Не ахти как светят, но хотя бы что тут где видно.
— Миша?
Что-то внутри меня мгновенно взметнулось и ударило удушливым холодом в голову. Вот как это бывает! Теперь ты знаешь, КАК это бывает. Не оборачиваться! Я оцепенел, пытаясь понять, что делать дальше. Идти вперёд, в Овраг? До перил осталось метров десять-пятнадцать. Или назад, к машине? Нет, не назад. Оборачиваться нельзя! Но спускаться вниз в такой тёплой компании желания тоже не возникло.
— Миша! Это ты? — от тёмной массы старого дерева возле лестницы отделилась дрожащая неотчётливая фигура. Чёрный силуэт двинулся ко мне. Ну, и куда мне теперь не оборачиваться? По легенде, ырка всегда подходит сзади. Спереди он может встать только если ты УЖЕ обернулся. Зато теперь знаю на что он похож… Похож… Похож на… Не может быть!
Дрожа, Ярослава ревела мне в плечо. Не сдерживаясь, как ребёнок. Ребёнку ведь всё равно, смотрят ли на него или нет, как он выглядит со стороны, потекла ли тушь. Впрочем, какая там тушь!
Я просто обнимал её и гладил по голове. В слабом свете, поднимавшемся из Оврага, её волосы казались тёмно-золотистыми, как янтарь. Но вместо доисторической стрекозы в них запутались запахи. Запахи реки и ветра.
Не надо успокаивать, только дать прореветься. Наверное, я немного слукавил: стоило бы что-то сказать, что-то сделать… Но заставить себя я не сумел. Ведь для этого надо было отпустить её плечи. А именно этого я сделать и не мог. Пока она, тонкая, невесомая, прижимается ко мне, я счастлив. Пока я вдыхаю запах её волос… Конечно, прошлая ночь была только сном: если сейчас, всего лишь обняв её…