Моя любимая сказка

И проснувшись, не сразу поняла, где она. А поняв — пришла в ужас: она опять лежала на полу в чужой комнате. В той же самой комнате.

Когда Яра справилась с оцепенением, она поняла, что если останется здесь ещё хоть на минуту — сойдёт с ума.

Несколько дней Ярослава ночевала на вокзалах. Патрули её не беспокоили. Видимо, бездомной она не выглядела. Мутные вокзальные личности тоже быстро теряли интерес к девушке, с которой нечего взять. И — ей везло.

На мелочь, оставшуюся после неудачной попытки вернуться в Курск, она кое-как пробавлялась в привокзальных ларьках.

А потом это случилось опять. Вечером она зашла в первый попавшийся магазинчик. Протянула монетки, попросила половинку серого. Продавщица взяла деньги, повернулась к полке…

В следующую секунду Яра почувствовала, что лежит на полу. И что сквозь закрытые веки светит солнце. Это поразило её настолько, что она даже не испугалась. Солнце! В магазине она была около половины одиннадцатого вечера. Сколько же она была без сознания?!

Календаря в квартире не обнаружилось. Да и не помог бы календарь. Зато на кухонном столе лежала записка. Четыре совершенно непонятные строчки — она не запомнила слов, но что-то необычное — и в самом конце — какая-то закорючка, видимо, подпись. Почему-то ей стало страшно. Она бросилась на улицу.

Неподалёку от метро на фасаде дома висело электронное табло, показывавшее попеременно — то время, то дату, то температуру. Оказалось, Ярослава неизвестно где пропадала целых восемь дней!

Тут ей пришло в голову, что она, возможно, в самом деле больна! Амнезия или что-то в этом роде. И каждый раз, потеряв память, она сама возвращается в одно и то же место. Но почему именно в эту квартиру?! Так или иначе, ни в одной больнице её не примут без документов. Пришлось вернуться.

Но теперь всё вновь пугало её. Разные предметы, раньше не вызывавшие у неё ничего, даже удивления, казались ей зловещими. А при виде записки её начало колотить, и она потеряла сознание.

* * *

— Ты действительно не помнишь, что было в записке?

— Совершенно. Да я и не поняла ничего.

— А на каком языке?

— Как будто по-русски… В смысле, буквы русские… Как в старинных книгах, знаешь?

— Ну, так… Не очень… — улыбка выползла на моё лицо сама.

— Ой, конечно! Что это я! — она засмеялась. — Ты-то как раз знаешь!

— Жалко, что не помнишь как записка выглядела. Это, скорее всего, какое-то заклятие было…

Это происходит со мной? Это я сейчас рассуждаю о колдовстве, о заклятиях на полном серьёзе?

Я верю этой тонкой девушке со светлыми волосами, с которой знаком без году неделя, а знаю которую — и того меньше? Оказывается, верю. И постараюсь помочь, если смогу помочь хоть чем-нибудь…

Меня, по-прежнему, не оставляет чувство, что знал Яру всегда. Всю свою жизнь. И всегда мы были вместе. Может, оттого мы почти не разговаривали о ней до сегодняшнего дня? Зачем, когда и так всё известно? Просто забыл… Была паранойя: у неё кто-то другой, и всё такое. Вот и…

* * *

Когда сознание вернулось, Яра испугалась ещё сильней. Она стояла посреди комнаты, держа полные пригоршни чего-то чёрного, вроде угля. А вокруг неё красовался насыпанный солью круг.

Сколько ни терзала она свою память, отмывая в ванной руки, она не могла вспомнить, что и зачем она собиралась делать с углём и зачем ей соляной круг. На полу в коридоре лежала новая записка. На этот раз — с руганью.

Ярослава не понимала, что ей делать. Уходить? Без денег, без паспорта? Но куда? И, главное, зачем, если она каждый раз всё равно оказывается в этой квартире?

С этого дня приступы стали случаться чаще. Она теряла сознание, а потом вдруг приходила в себя за каким-нибудь делом. И, порой, это были очень странные дела. Один раз она обнаружила, что успела замесить тесто, и делает из него какие-то большие круглые печенья с необычным узором. Другой раз — она сидела перед горящей свечой и что-то пела. При этом, успехами в пении она до того никогда не отличалась. И сколько не старалась, не могла вспомнить, что именно это была за песня. При этом продукты в холодильнике возникали словно сами собой, а записки стали появляться чуть ли не каждый день. Чаще всего — обычная матерщина и угрозы. Яре начало казаться, что она не живёт, а просто ныряет в новое беспамятство, не успев толком оклематься от предыдущего.

Апогей настал ближе к концу лета. Однажды Ярослава обнаружила, что сидит в кресле, а в дверь звонят. Сначала она перепугалась, но потом, исподволь, пошла открывать. Мало ли? Вдруг…

За дверью оказался какой-то незнакомый толстый мужик. Глаза его блуждали.

— А где бабка? — прохрипел гость, обливаясь потом.

— Не знаю, — дрожа, ответила Яра.

— Сука! — рявкнул он вдруг и, бормоча под нос, стал быстро спускаться по лестнице.

Тогда-то, придя в себя, Ярослава догадалась, что происходит с ней в то время, когда она бывает без сознания. Видимо, старуха каким-то образом захватывает её тело и делает с ней, вернее — её руками, всё, что ей угодно.

* * *

— А, по ходу, бабуся — самая настоящая ведьма!

— Я же тебе говорила.

— Я думал, ты в переносном смысле… А печенья эти… Они какие были? То есть — на что похожи?