Моя любимая жена

Порывшись в его карманах, Дженни Первая нашла ключи. Китаянки ввели Билла в квартиру и попытались уложить в спальне, но его опять начало тошнить. Дженни Первая деловито стащила с него пиджак и развязала галстук. Билл встал на колени перед унитазом, чувствуя, что весь вспотел. Китаянка похлопывала его по спине, но исторгать было нечего. Желудок Билла давно опустел.

Дженни Первая отвела его в большую спальню и зашторила окна. У Билла не хватило сил объяснить ей, что он спит не здесь, он спит в детской спальне, а эта принадлежит его жене и дочери и ждет их возвращения. Он не мог сейчас произнести столько слов подряд. Билл смиренно позволил китаянкам раздеть его до нижнего белья и уложить. От прохладных простыней пахло свежестью. Кровать была удивительно просторной.

Что было потом? Скорее всего, он уснул, а когда проснулся, то увидел рядом с постелью Цзинь-Цзинь. Обе Дженни что-то ей объясняли. Затем Цзинь-Цзинь пошла закрыть за подругами дверь. Стены спальни все время пытались кружиться. Только лицо Цзинь-Цзинь оставалось неподвижным, словно центр вселенной.

— Спите, — велела она.

— Я вам так… — пробормотал Билл, пытаясь сесть и взять Цзинь-Цзинь за руку.

Какая маленькая ладошка. Даже странно, что это ладонь взрослой женщины, а не ребенка. Цзинь-Цзинь нахмурилась и отдернула руку. Билл чувствовал, что должен сказать ей важные вещи, но его подвело дыхание. Оно вдруг стало затрудненным. Биллу приходилось сосредоточиваться на каждом вдохе и выдохе. А ему так хотелось сказать Цзинь-Цзинь… но мысли путались.

— Вам лучше помолчать, — сказала она.

Билл закрыл глаза. Малейшее движение отдавалось болью в животе. Даже сквозь закрытые веки едкие капли пота попадали ему в глаза. Усталость, навалившаяся на него, казалась нечеловеческой.

Потом ему немного полегчало. Билл снова потянулся к руке Цзинь-Цзинь. В этот раз она не отдернула ладонь. Где-то без конца звонил телефон, но им было все равно.

День казался бесконечно длинным. Все это время Цзинь-Цзинь находилась рядом. Несколько раз она помогала Биллу встать и дойти до туалета, где его рвало желчью. Таким беспомощным он еще никогда не был.

Потом Билл заснул. Он не знал, оставалась ли Цзинь-Цзинь у него на ночь.

На следующее утро, убедившись, что Биллу не стало лучше, Цзинь-Цзинь поняла: надо вызывать врача. Но какого и откуда? Преодолевая стыд, она полезла в карман его пиджака и достала бумажник.

— Мы привыкли говорить: «сердечная недостаточность». Но эти слова лишь сбивают пациентов с толку.

Слова кардиолога были обращены к Бекке, ее отцу и сестре.

— С точки зрения медицины сердечная недостаточность — понятие относительное. Само слово «недостаточность» подразумевает, что сердце плохо гонит кровь по венам и артериям. А если оно не справляется, пациент может умереть. — Его губы дрогнули, изображая нечто среднее между улыбкой и гримасой. — И такое иногда случается.

Кабинет этого известного и дорогостоящего специалиста не отличался размерами. Врачу было около шестидесяти. Подтянутый, загорелый. От отца Бекка знала, что кардиолог любит кататься на горных лыжах и мечтает поскорее выйти на пенсию. Создавалось впечатление, что сейчас он думал о близком уик-энде. Прием назначили на два часа, но пришлось ждать, пока врач не отпустит предыдущего пациента. Бекка убедилась, что утренние часы все же лучше. Утром не надо так долго просиживать в приемной, листая глянцевые журналы и мучаясь страхом перед вынесением врачебного вердикта. Пожалуй, эту приемную стоило бы переименовать в «комнату страха».

Кардиологу ассистировала тучная медсестра в голубом халате. Она включила просмотровый экран, прикрепив к нему рентгеновские снимки. Изображения даже отдаленно не напоминали сердце.

Бекка сидела между отцом и сестрой. Она слушала плавную речь кардиолога и думала: сколько пациентов ежедневно узнают от него, что обречены! Он умел говорить и говорил с профессиональным состраданием. Впрочем, каким же еще могло быть его сострадание? По нескольку раз в день этот врач видел ужас на лице очередного обреченного, а на лицах родных — слезы, отчаяние и нежелание верить в услышанное. Он был лишь «секретарем» судьбы, и не его вина, что она чаще выносила смертные приговоры, чем миловала. Что для него ее отец? Просто пациент, назначенный на два часа.

— Нездоровое сердце правильнее сравнивать с неквалифицированным работником, — продолжал свою речь кардиолог. — Он может работать вдвое усерднее, но не сделает и половины необходимого. А вот здоровое сердце…

У Бекки в сумочке зазвонил мобильный телефон. Грузная медсестра посмотрела на нее так, будто собиралась убить взглядом. Бекка открыла сумочку и увидела на дисплее служебный номер Билла. Не сейчас. Она выключила мобильник.

— Простите, я забыла его выключить, — сказала она, словно оправдывалась перед сердитой толстухой.

До этого звонка они сидели, держась за руки. Сейчас пальцы отца и сестры вновь сжали ладони Бекки, словно хотели удостовериться, что она останется здесь.

— Можете одеваться, — сказал Шейну доктор Кхан.