Моя любой ценой

– Самоубийством, – сказал Карим, с мукой посмотрев на нее. – Моя мать не должна знать. Ей всегда говорили, что это был несчастный случай.

– Ты был при этом? – спросила Галила с ужасом. Все чувства этого безумного дня отступили перед жалостью к мужу. – Это ужасно.

Она поднялась и двинулась к нему, но по его напрягшемуся лицу поняла, что он не хочет утешений.

– Карим… – Она протянула к нему руку. – Я должна была тебе все рассказать, но обещаю, что больше никто от меня этого не узнает. В особенности твоя мать.

Он коротко кивнул в знак благодарности, но, когда Галила сделала еще шаг в его сторону, он молча поднял руку, останавливая ее.

Она вспомнила брошенную им фразу: «Как ты думаешь, почему я женился на тебе?» Но ведь теперь их связывает нечто большее. Она носит его ребенка.

– Я положу это в свой личный сейф, – сказал он. – Я не хочу, чтобы кто-то еще увидел и пришел к тем же выводам, что и ты.

– Конечно.

Галила хотела ему помочь, но Карим вырвал ткань из ее рук, завернул статуэтку и ушел к себе.

Она стояла посреди комнаты, ожидая его возвращения. Ждала и ждала.

Он не вернулся.

Галила вышла к завтраку и застала в столовой целую толпу персонала, которые делали именно то, чего ждал от них Карим, – создавали живую преграду между ним и его женой.

Она провела беспокойную ночь, скучая по теплу его тела. Она лежала без сна и пыталась осознать тот факт, что Карим давно знал о романе их родителей, но не доверился ей. А теперь, когда она сама узнала правду, отвернулся от нее. Почему? Разве этот общий секрет не должен был их сблизить?

Когда Галила села за стол, он немедленно поднялся, будто они были на разных концах детской качели.

– У меня много дел, – сказал он, глядя мимо нее. – Если у тебя есть вопросы о визите герцога, давай обсудим это сейчас, прежде чем поедем встречать их.

«Как ты думаешь, почему я женился на тебе?»

Им удалось сблизиться, несмотря на его первоначальные мотивы. Он казался таким счастливым, когда узнал о ее беременности. Они каждую ночь занимались любовью, кроме прошлой. Это значит, что она хоть немножечко нравилась ему, разве нет? Неужели он сможет оттолкнуть ее только потому, что она узнала об измене его отца?

Следующие несколько дней они были вынуждены провести вместе, потому что принимали европейских особ по вопросу о реабилитационных программах для детей, пострадавших от противопехотных мин.

Галила привыкла к этому. Она искусно балансировала между безупречной элегантностью и лучезарной доброжелательностью. Камеры обожали ее. Вся Зирия хвалила Карима за выбор. Ее назвали Королевой Милосердия.

Но Галила чувствовала себя несчастной, и комплименты ее не радовали. К счастью, у машины были тонированные окна, и ликующая толпа, которая приветствовала их, не могла видеть ее несчастное лицо.

Сидевший рядом с ней Карим деловито обсуждал по телефону вопросы, которые, как знала Галила, были совершенно не важны и не требовали немедленного решения. Еще один кирпичик в стене, которую он строил между ними.

Он закончил один ненужный разговор по телефону и уже готовился начать другой, но Галила решила воспользоваться паузой.

– Ты так зол на меня за то, что я все узнала, что даже не можешь поговорить со мной об этом?

Карим застыл с телефоном в руках.

– Тут нечего говорить.

– И о нашем браке тоже нечего говорить? Ты избегаешь меня.

Он устало вздохнул. Это был вздох, который поразил ее, как нож. «Не цепляйся за меня», – означал он.

– Почему ты не спишь со мной? – Она повернулась к нему лицом. – Это потому, что я беременна? Потому, что ты мне не доверяешь? Потому, что ты сердит? Что я могу сделать, чтобы вернуть тебя, Карим?

– Ничего, – процедил он сквозь зубы. – Я просто хочу напомнить тебе наш разговор… той ночью… – Он несколько раз провел большим пальцем по экрану телефона. – Эта страсть между нами опасна, – заявил он твердо.

Галила смотрела на его четкий профиль, а он смотрел на стекло, отделявшее их от водителя. Может быть, установить такое же поперек салона? Оно надежно защитит его мысли и чувства от нее. И его сердце тоже.

– Это все? – спросила она, чувствуя, что ступает на тонкий лед. – Потому что я начала надеяться, что между нами была не только страсть.

– Я предупреждал тебя, что тебе не стоит на это рассчитывать.

«Не цепляйся за меня».

Сглотнув, она посмотрела на пальмы, окаймлявшие бульвар на подъезде к дворцу. Арки и фонтаны, цветочные каскады и флаги, колонны и лестница, устланная ковром, – дворец впечатлял издалека.

Он предложил ей дом, такой же красивый, как тот, в котором она росла, и такой же лишенный любви.

– Почему? – Ее голос дрожал. – Я не понимаю, почему я должна навсегда отказаться от желания быть любимой, Карим? Чем я так плоха, что я должна забыть свои надежды и перестать верить, что я заслуживаю этого?

– Дело не в тебе. Я не хочу говорить об этом сейчас.

Машина остановилась.

– Ты не хочешь говорить об этом никогда. Хоть в этом будь честен.

Дверь с ее стороны распахнулась, и она выскользнула наружу. Карим вышел с другой стороны и посмотрел на нее поверх машины.

– Хочешь, чтобы я был честным? Ну, пойдем.