Моя любовь, моё проклятье (СИ)

Озеро и впрямь казалось живым: оно как будто вздыхало, шелестело, нашёптывало мантры. Чёрная гладь его, осыпанная сверкающими лунными бликами, колыхалась и подрагивала. Байкал завораживал, и в то же время веяло от него колючим холодом. Получаса хватило, чтобы Ремир озяб так, что зубы наклацывали стаккато. Нехотя он спрыгнул с валуна, поплёлся в корпус. Уже на территории случайно набрёл на какую-то парочку, залёгшую в кустах. Девчонка пьяно хихикнула, парень грубо цыкнул на него. Да он и сам шарахнулся. И почему-то в корпус не пошёл, а свернул на дорожку, ведущую к складам. Но и там кто-то окопался — Ремир услышал возню и кряхтенье.

«Какая гадость! Они тут все совсем сдурели!».

Он развернулся, и тут сбоку на него кто-то налетел.

— А-у! Смотреть надо… — зашипела какая-то девчонка, но тут же воскликнула: — О! Это же ты, Маугли. Привет-привет. Ты чего тут бродишь?

Ремир, опешив, вытаращился на Полину. Она! В темноте глаза её блестели так, что дух захватывало.

— Просто гуляю, — с трудом выдавил он одеревеневшими губами.

— Понятно… А чего один?

Он пожал плечами.

— Слууушай, а пойдём на дискотеку? Потанцуем, а?

В детстве, когда отец возил его к родне в Элмет[2], бабушка учила танцевать шома бас, джигиту, апипу[3]. Но когда это было! Да и вряд ли «укча-баш»[4], притопы и шаги с приседами здесь уместны. Даже ему это понятно.

— Я не умею танцевать, — признался он.

— И медляк? — удивилась она. — Ну ничего, научу. Идём!

Поля взяла его за руку и потянула в сторону клуба. И всё уныние, вся злость в один миг улетучились. И мыслей в голове никаких не осталось, кроме одной: она с ним, рядом! Её пальцы в его руке!

Как по заказу, стоило им войти в переполненный тёмный зал, хаотично рассекаемый ультрафиолетовыми стрелами, и финальные аккорды «Bad Romance» Леди Гаги смолкли, сменившись мелодичными «Добрыми старыми деньками» K-Maro.

Поля решительно поволокла Ремира в центр зала, вскинула руки ему на плечи, прильнула к уху:

— Руки на талию! Вот так! Теперь переступай с ноги на ногу… медленно…

На талию! Легко сказать! Вроде как-то положил, но сам напрягся, окаменел. А вдруг случайно ниже соскользнёт? Руки эти ещё как не родные стали. Просто-таки деревянные, чёрт бы их побрал.

А какая же она тоненькая, какая тёплая… В теле снова расползалась тягучая истома, кровь приливала к лицу, к вискам.

Они были одного с ней роста и всё время касались щеками. И его бедная щека полыхала огнём.

Лишь одно мешало полнейшему погружению в эйфорию — от Полины пахло алкоголем. Так вот примерно разило от Толика, когда он надуется пива. Эти ассоциации портили, конечно, ощущения, но не критично. Всё же тактильные рефлексы мощнее обонятельных.

K-Maro отпел, и Полина расцепила руки. Ремиру до невозможности захотелось, чтобы она снова сомкнула их у него на шее. Он бы вообще так всю ночь простоял. Но та уже спешила к выходу. И он, как привязанный, потрусил за ней.

— Проводи меня до корпуса, — попросила она.

Он кивнул и молча пошёл рядом, пожирая её глазами.

— Слушай, а ты всегда так? — нарушила она тишину.

— Как? — не понял он.

— Ну, вот так. Понравилась тебе девушка и сразу подошёл к ней?

— Нет, не всегда. Мне до тебя никто так сильно не нравился.

— Да ну? Сколько ж тебе лет?

— Шестнадцать.

— Честно? — рассмеялась она. — А я думала, тебе тринадцать, ну от силы четырнадцать. — Потом спокойно добавила: — Мне тоже, кстати, шестнадцать. Ну ладно, до завтра! Ты очень милый, Маугли…

Завтра… До него же целая ночь, ужасно бесконечная. Как вытерпеть? Как дождаться это манящее завтра?

Ночь зато выдалась весёлая. Длинный то ли перебрал, то ли обкурился, то ли всё вместе, но раз за разом бегал в уборную. Грохотал там чем-то, матерился, протяжно и громко стонал. А то лепетал: «Пацаны, помираю…». И эта свистопляска длилась до самого утра. Даже странно, что вожатый ни разу не наведался. В общем, не выспались все. Поэтому и завтрак Ремир чуть не проспал. А лучше бы проспал.

Поля прошла мимо него, как мимо пустого места. В первый момент он, конечно, опешил, затем двинул следом. Тронул её за локоть.

— Привет!

Она мазнула рассеянным взглядом.

— А… привет, Маугли, — и отвернулась. А потом к ним подсел блондин, ну или Назар, как его называл Витёк. Облапал её сразу.

— Долматов, чего встал? — ткнул его в бок вожатый. Глаза у вожатого были красные, голова всклокоченная, и дух перегарный за версту. — Иди кашу ешь.

Ремир стрельнул в него взглядом:

— Сам ешь свою кашу, — и вылетел из столовой.

Голову буквально разрывало. Ну это как, а? Почему она такая? Зачем вот это всё вчера: на талию руки мне положи… проводи меня… милый… до завтра?

Опять колотило. Опять хотелось в ледяную воду с головой.

***

На обед он не пошёл, остался в комнате на пару с приболевшим Длинным. Потому что невыносимо было видеть её с блондинистым пижоном. Руки бы ему оторвать!

— Назар — это имя? — спосил Ремир у Длинного, что распластался на своей кровати и едва подавал признаки жизни.

— А? Что? Назар? — отозвался слабым голосом тот. — Да не… Назаренко он. Даниил. Подай водички, а?

Ремир сунул ему бутылку с Бон Аквой.