Моя любовь, моё проклятье

Пока ехали в лифте, обе молчали. В приёмной секретарша уже поджидала их. Словом она никак не проявила своего отношения, но взглядом – вполне. Лизу ободрила, даже улыбнулась, а на Полину посмотрела, как на презренную попрошайку, вульгарно нарушившую покой достопочтенных граждан.

Лиза вошла первой, Полина, робея, следом.

Он восседал в своём кресле, чуть отодвинувшись от стола. Не сказать, что он был слишком уж рассержен – во всяком случае, с тем взглядом, каким он одарил её тогда в кафе, не сравнить. Скорее, в лице его застыло выражение раздражения и брезгливости. Но это ранило сильнее любых злых слов. Это просто убивало. Уж лучше б гневался!

«Ну что, довыступалась, - со злостью на себя подумала Полина. – Хотела его увидеть? Вот он, смотри, дура».

Обе остановились посреди кабинета. Он молчал, они тоже, даже Лиза, которой явно не терпелось жаловаться. И непонятно, что её сдерживало. Затем он неспешно поднялся и так же неспешно направился к ним.

И снова, как тогда на собеседовании, в приёмной, в кафе, внутри забилось, затрепыхалось что-то совсем ей неподвластное. Волнение? Смущение? Или… нет, об этом лучше не думать. Эта вибрация словно по венам разбежалась по всему телу, усиливаясь с каждым его шагом, переходя буквально в лихорадку.

Он остановился в метре от них. И одна лишь его близость подавляла настолько, что Полина боялась поднять глаза.

– Вы сдурели обе? – услышала его голос, спокойный и холодный. – Вы вообще представляете себе, где вы находитесь? Вы осознаёте, что это не базар? Что здесь, вообще-то, серьёзная организация, что здесь работают люди? Что здесь неуместно скандалить, как уличная шваль? А вы, как две собаки, устроили мерзкую склоку. Раз вы не понимаете элементарных вещей, если ведёте себя как базарные торговки, так и дуйте туда. В приличном месте вам делать нечего.

Его слова били безжалостно и мощно. Уличная шваль, собаки, базарные торговки…

Рядом сопела Лиза, тоже низко опустив голову и разглядывая текстуру паркета и начищенные до блеска чёрные туфли директора.

– Окончательно вопрос с вами решу позже, – сухо произнёс он. – Но думаю, после этой отвратной выходки одна из вас лишится квартальной премии и, уж конечно, ни о каком и.о. речи в дальнейшем уже быть не может. Ну а с другой мы распрощаемся. Ибо подобное поведение здесь просто недопустимо.

Нет! Пожалуйста, нет!

Полина вскинула голову и умоляюще взглянула на него. Но он, хоть и стоял в шаге, сунув руки в карманы, смотрел куда-то мимо, за их спины.

– Простите, – горячо прошептала она. – Такое больше никогда не повторится.

Голос вдруг отказал. Руки тоже от отчаяния ослабли. Повисли безвольно плетьми вдоль туловища. Но Ремир услышал её шёпот, посмотрел на неё, но с горьким разочарованием и всё с той же невыносимой брезгливостью. Хотел что-то сказать, явно жёсткое, судя по раздувшимся крыльям носа. И как назло проклятый рукав в этот самый миг выскользнул из-под плечика и позорно обвис. Он среагировал на движение, опустил глаза на её плечо и вдруг… залип. Мгновенно и взгляд, и выражение лица изменились. Он уставился в эту прореху с таким пылом и жадностью, что кожу там буквально зажгло огнём.

Затем сглотнул и отвёл глаза. И больше уже вообще не смотрел в её сторону. Отошёл к окну и глухо сказал:

– Свободны.

Лишь в приёмной Полина смогла нормально вдохнуть, но дрожь не отпускала. И плечо горело, точно прижжённое раскалённым клеймом.

– Ну что сказал он? – услышала она за спиной тихий голос Алины.

– Что уволит её, – поделилась Лиза.

– Хоть бы!

– Ой, не говори! – согласилась Лиза. – Только вот из-за этой козы…

Полина не дослушала их разговор, хотелось скорее найти укромный угол – хотя бы минуту, полминуты, побыть одной, отдышаться, успокоиться…

Она вошла в кабину лифта, привалилась спиной к прохладной металлической стене и сомкнула веки. Глубокий вдох, медленный выдох… Противоречивые чувства так и раздирали изнутри. Слова его жалили беспощадно, кровь от них леденела. Но тут же перед мысленным взором снова возникал взгляд его горячечный, и сердце, ухнув, провалилось… И глупая надежда нашёптывала: «Если он так смотрит, то ещё не всё потеряно. Сейчас он просто зол, но позже…».

***

Дурной день по всем законам логики и закончиться должен был какой-нибудь пакостью. Так оно и случилось. Лиза, наплакавшись после встречи с директором, в конце концов всё-таки пришла в себя и поручила Полине опять копировать какие-то документы.

– Потом отнесёшь их в бухгалтерию, – сухо велела она.

Выведав у Анжелы, где находится бухгалтерия, Полина понесла туда объёмную кипу, ещё тёпленькую и пахучую после копира.

А находилась бухгалтерия по соседству с кадрами, но если из кабинета кадровой службы не доносилось ни звука, то тут трепали языками вовсю. Полина, подперев стопку подбородком, уже потянулась к дверной ручке, как услышала своё имя.

– Алина говорит, эта Горностаева сразу на нашего Ремира глаз положила.

– Шустрая. Ну-ну… – хохотнул кто-то.

– Ага, раскатала губу. Особенно после всего, что Жмурик про неё рассказал. Подумала бы адекватно, кто он и кто она.