Моя мадонна / сборник

Сегодня Петр ожидал на усадьбе возвращения наездниц. Надо было передать письмо Екатерине Николаевне от графа. Но та, весело болтая с Александрой Николаевной, быстро прошла в стороне от Петра. Он растерянно шагнул за ними, однако они взбежали на крыльцо и скрылись за дверью. Конюх взял коней под уздцы и повел в глубину усадьбы.

Наталья Николаевна на минуту замешкалась возле конюха. Она увидела Петра, заметила его движение.

— Тебе что? — спросила она негромко.

Петр никогда еще не видел Наталью Николаевну. Только слышал о ее необыкновенной красоте. Он взглянул на нее и был потрясен.

«Такой может быть только ангел», — решил он, разглядывая золотисто-карие ласковые глаза, удивительные черты лица, изумляясь простоте наклона головы, простоте всего ее облика.

Он молчал, не в силах оторвать глаз от Натальи Николаевны.

Она привыкла, наверное, к этому замешательству многих впервые видевших ее, тоже помолчала некоторое время, затем слегка улыбнулась и снова спросила:

— Что тебе?

Петр покраснел, растерялся, пробормотал невнятно:

— Их сиятельство граф Григорий Александрович просил передать этот пакет Екатерине Николаевне.

Он протянул пакет и еще больше смутился оттого, что все время оберегал бумагу, а в последнюю минуту от волнения помял ее.

Наталья Николаевна все поняла.

Она взяла пакет и, складывая его вдвое, сказала:

— Я передам его Екатерине Николаевне, немного помну, но это неважно.

Улыбка снова мелькнула в золотистых глазах, на удивительных губах и исчезла.

Она повернулась и пошла к дому, а он смотрел как завороженный ей вслед, видел, как она медленным движением поднятых рук сняла шляпку. Он любовался мягким разлетом ее плеч, нежной талией, тихой торжественностью ее походки.

Она поднялась на крыльцо и так же, как ее сестры, скрылась за дверью.

Видение исчезло.

Петр постоял еще мгновение в полной растерянности. Он тогда еще не понял, что случилось с ним.

Ночью он вынул из легкого деревянного ящичка с вещами голубоватую бумагу с гончаровского завода, перо, загородил сальную свечу, чтобы свет не падал на спящего напротив деда Софрона.

В памяти ярко всплыла картина: остановившийся конь и всадница. Удивительный жест руки, расслабляющий повод, ласковый взгляд золотисто-карих глаз. Он начал переносить на бумагу то, что жило в памяти и в сердце.

«Эх, кабы краски иметь! — с горечью думал он. — Не передать пером ее глаза, какую-то неточность взгляда, растерянность выражения и что-то горькое. Не передать!»

Он с раздражением бросил начатый рисунок на стол возле кровати. Задул свечу, разделся, лег. Потом, уже в темноте, протянул руку, смял бумагу, сунул под подушку.

Не дай бог, попадет кому! Доложат Строгановым, что их дворовый человек рисовать умеет. Они сейчас же пристроят в Строгановское художественное училище. Любят Строгановы обучать своих крепостных разным премудростям. Любят хвалиться этим. Вот-де как мы печемся о своих людях. А кто знает, что половину этих людей насильно загоняют в училище! Петр, когда жил в Ильинском, не желал рисовать хваленые во всей стране строгановские иконы. Он вообще желает рисовать только для себя. Один на один с бумагой. Рисовать — это развлекаться. А делом он хочет заниматься большим и сложным. Его увлекает врачевание. Все предки его по отцу были знахарями. Но он думает стать настоящим доктором, лечить не как деды и отец травой и заговорами, хотя в травы и заговоры Петр тоже верит. Он хочет по-научному знать устройство человека, хочет узнать все, чего достигла в России медицина.

А пока что Петр пишет своим каллиграфическим почерком разные бумаги, бегает на посылках. А в свободное время, когда остается один, рисует и рвет, чтобы не увидели.

Глава третья

Граф Григорий Александрович отправил Петра с поручением в Большие Вяземы, под Москву, в имение княгини Голицыной.

С кучером, тем же дедом Софроном, несколько дней трясся Петр по пыльной, изъезженной дороге. В Ильинском, еще будучи мальчишкой, слышал он постоянные толки о княгине Голицыной, матери Софьи Владимировны Строгановой. Ильинские ребятишки много говорили о картах, которые будто бы умела заговаривать княгиня и всегда выигрывала. Будто бы знала она три карты, на которые проиграть было невозможно. Звали ее в народе «оборотнем».

Княгиня Голицына была дочерью дипломата. С молодости жила за границей и была очень известна во многих странах. При дворе английского короля Георга III ее с удовольствием принимали как умную, интересную собеседницу. Когда Голицына жила во Франции, она была постоянным партнером по карточной игре королевы Марии-Антуанетты.

Страсть к картам преследовала ее всю жизнь, и уже в старости, когда она почти потеряла зрение — к тому времени у нее заметно отросли усы, ее прозвали в свете «усатой княгиней», — для нее были изготовлены специально большие карты.

В Петербурге Петр частенько приходил к углу Гороховой и Большой Морской посмотреть на дом княгини Натальи Петровны Голицыной. И теперь было ему очень интересно увидеть ее имение.