— Привычка старого ловеласа? — холодно произнесла я.
— Согласен, я допустил оплошность…
— Грубость, — с самодовольным видом поправила я его, — видишь ли, Михаил, я не люблю самоуверенных типов. Их самонадеянность сразу все портит… Ты рассчитываешь поимпровизировать, а они тут же пичкают тебя дурацкой, чудовищно прагматичной информацией…
— О горячей воде и чистом белье? — шутливо сказал Михаил.
«Слава богу, с чувством юмора у парня все в порядке», — я облегченно вздохнула.
После этой небольшой перепалки мы старались быть друг с другом предельно вежливыми и осторожными и, когда речь зашла о той самой кровати, испытывали смущение девственников. Я видела это по жестам Михаила, которого вдруг стало лихорадить. Меня тоже потрясывало. Так что нашим желанием было как можно больше выпить, чтобы облегчить муки застенчивости, которая так некстати овладела нами. Потом уже, когда мы оказались в постели и трепетно прижались друг к другу, эта тошнотная робость отступила. Спустя несколько минут мы уже целовались, не стесняясь в ласках.
Полночи мы кувыркались, а другую половину курили, болтали и признавались друг другу в своих извращенных вкусах. Темой разговора были любовь и вселенная. Любовь, разумеется, плотская. Михаил пел дифирамбы моему телу, тому, как я двигаюсь, моей гибкости и темпераменту. На этой ласковой ноте я и уснула.
Проснулась я с дикой головной болью. Михаила рядом не было. Я оглядела комнату. Только сейчас я поняла, что квартира была однокомнатной. Квартира для интимных встреч. Современная мебель, состоящая из сексодрома, телевизора, магнитолы, кресла-качалки, небольшого шкафа и стеллажа для книг и журналов. Был еще журнальный столик с остатками нашего вчерашнего пиршества.
Из ванной доносился шум воды. Я сделала несколько упражнений, понажимала на точки, снимающие головную боль, и отправилась на кухню. Жутко хотелось пить. Навстречу мне из ванной вышел Михаил. Выглядел он очень даже бодренько.
— Как спалось? — поцеловал он меня в щеку.
Я зевнула, чем дала ему повод поцеловать меня еще и в губы.
— Нет-нет, — шутливо запротестовала я, — мне нужно срочно домой. У меня рабочий день!
— У меня тоже, представь себе, — мягко улыбнулся Михаил. — Но когда ты вот так разгуливаешь по квартире… — он снова притянул меня к себе.
Да, я была без одежды. Потому что хотела принять душ, хотела еще раз ощутить на своем теле руки Михаила, прежде чем мы расстанемся. Я не знала, встретимся ли мы еще — уж бегать-то точно я за ним не буду!
Михаил и не думал разжимать объятий, так что мне пришлось размыкать его руки.
— На вид ты такая хрупкая, а на самом деле сильная, — засмеялся он, выпуская меня из объятий, — торопишься к своим скрипкам?
— К скрипкам? — недоуменно уставилась на него я.
— С отростками… — хитро подмигнул он мне. — Я всю ночь думал-гадал, что же это за отростки? Меня они заинтриговали, как, впрочем, и ты сама…
И тут я вспомнила, что действительно говорила ему вчера о китайской скрипке, столь высоко ценимой Дали.
— Ах да, мои скрипки… Очень тонкая работа, — засмеялась я, — и хорошо оплачивается, между прочим.
Приведя себя в порядок и одевшись, я плюхнулась в кресло-качалку, ожидая, пока Михаил выпьет кофе. Мне ничего не хотелось. Я пила минералку и смотрела на своего брюнета.
— Ты ведь здесь не живешь, — небрежным тоном сказала я.
— Это ничего не меняет, — быстро ответил он, — и какая разница, где мы живем?
— Да я просто так спросила… — передернула я плечами, — здесь ты играешь в любовь.
— Почему играю? — поморщился Михаил.
— У тебя наверняка куча женщин, которые ждут не дождутся, когда ты их сюда пригласишь… — я старалась говорить ровным, почти равнодушным голосом. — У тебя в ванной женский крем, а на полке сережка.
— И что из того? — несколько надменно проговорил Михаил, завязывая перед зеркалом галстук.
— Ничего, — отрезала я, — просто пытаюсь составить твой психологический портрет.
— А я думал, тебя интересуют только скрипки и тайны плоти, — усмехнулся Михаил.
— Вчера я наговорила тебе лишнего, ты не очень доверяй этой информации.
Я попросила отвезти меня к «Лангусту», откуда началось наше победное шествие и где скучала моя «девятка». Михаил удивился: что я забыла у «Лангуста»?
— Машину, — выпалила я, все еще дуясь на него за его женолюбие.
— А-а-а, — лукаво улыбнулся он, — а я думал, скрипку.
— Очень смешно, — съязвила я.
Тем не менее расстались мы на романтической ноте: долгий-предолгий поцелуй, жаркое-прежаркое объятие, тоскливый-претоскливый прощальный взгляд. Михаил записал мой телефон и пообещал позвонить. Я запретила себе брать его телефон, даже не взглянула на его визитку.
ГЛАВА 4