Моя маленькая слабость

После душа и завтрака я еще пару часов провалялась в постели, а потом связалась с майором Рудаковым — моим старым приятелем, — попросив его узнать по своим каналам, где нынче проживает О. В. Клюкин. Он обещал помочь. Покончив со звонком, я занялась своей внешностью. Сделала небольшой макияж, причесалась, надела удобные льняные брюки и топик на бретельках, легкий пиджак, под который нацепила кобуру, босоножки на невысоком, но модном каблуке и вышла из квартиры.

Моя бежевая «девятка» смирно ждала меня во дворе. Я спустилась по лестнице, беспрестанно прислушиваясь к малейшему шороху: вчерашнее нападение отнюдь не настраивало на беззаботный лад. Было воскресенье, и я отправилась к Брехману на ту квартиру, где мы с ним, не зная, кто есть кто, неплохо провели время. Я предполагала, что в воскресный день он просто обязан там быть, ну не с родителями же ему проводить субботнюю ночь! Вполне возможно, что он помирился с Мариной, а если нет, то мог зализывать раны в компании какой-нибудь смазливой блондинки или экстравагантной брюнетки. Я хотела взять его тепленьким и расспросить на предмет этого Олега Вадимовича.

Полная блистательных планов и прожектов, я тронула машину с места и выехала со двора. Солнце заливало ярким светом полупустые утренние тротуары. На ветках чирикали и прыгали воробьи, запоздалые дворники заметали мусор, пенсионеры катили свои вездесущие тележки, нагруженные дарами осени. Я нацепила темные очки и даже принялась напевать какой-то простой мотивчик. Загорелся зеленый, парочка молодых ребят застыла на тротуаре. Проехав метров триста, я свернула направо и вкатилась в тихий дворик. Вышла из машины, поднялась на четвертый этаж и позвонила к Брехману. Я слышала, как тикают часы за дверью, и мне вспомнилась одна строчка из стихотворения Иосифа Бродского, где он писал, что часы тикают так, будто дом через десять минут взорвется. Ни звука радио, ни каких-то других шумов мой острый слух не уловил. Я снова нажала на кнопку звонка. Тот же результат. Я подождала еще пару минут и принялась спускаться по лестнице.

Где же он может быть, у родителей? Я села в машину и отправилась по другому адресу. Что ж, поговорим с родителями. Ехать пришлось недолго. Я остановила машину на обочине и, покинув салон, всей грудью вдохнула свежий волжский воздух. Солнечные лучи шныряли тут и там, обдавая стены домов и окна каскадом легких золотистых бликов. Голубая вода реки, которая открывалась в просветах между высоких тополей и развесистых каштанов, была подернута серебристой дымкой. А ближе к мосту ослепительно сверкала на солнце. Три белых трех — и двухпалубных теплохода томились у причала, и я вдруг всей кожей ощутила, как это здорово — сесть на один из них и беззаботно поплыть не важно в каком направлении: главное — чтобы по обе стороны тянулись зеленые холмистые берега, а в небе сияло августовское солнце.

Я вошла в тенистый двор, утопающий в акациях, тополях и черемухе. Стояла прямо-таки оглушительная, в сравнении с пробуждающимися улицами, тишина, было пусто и покойно. Я поднялась на третий этаж и позвонила. Мне никто не ответил, напрасно я, приложив ухо к стальной двери, пыталась поймать эхо шагов. Я повторила маневр и, не дождавшись отклика, спустилась к машине. Закурила. Что же это, куда сгинули все Брехманы?

Мне ничего не оставалось, как посидеть в машине и подождать. Только я не знала, сколько мне придется ждать. Час, два или полдня? А может, чета Брехманов-старших подалась куда-нибудь за город или к родственникам и мне предстоит долгое, а главное — безрезультатное ожидание? Я гнала от себя эту мысль. Провизию и газеты можно было купить на выходе из двора, благо уличных кафе в районе набережной всегда было предостаточно. Газетный киоск тоже располагался под боком. Я дошла до него, купила «Семь дней», «Версию» и вернулась в машину.

Я просидела четыре часа, следя за всеми входящими в подъезд и выходящими из него. Несколько раз поднималась и звонила. Все напрасно. Я совсем отчаялась и поехала домой, рассчитывая вечером повторить свой визит к Брехманам. Из дома я позвонила Рудакову, и он снабдил меня адресом Клюкина, которого звали Олегом Вадимовичем. Я тут же спустилась на улицу, села в машину и отправилась к нему. Теперь он жил в однокомнатной квартире на первом этаже старой замызганной «хрущевки», стоявшей почти на самой окраине города. Единственным достоинством нового жилья Клюкина был то, что расположено оно было в тихом месте, вдалеке от транспортных магистралей. Название улицы вполне соответствовало ее удаленности — Камчатская. Оставив машину в маленьком дворике, заросшем высоким кустарником и пыльной лебедой, я вошла в подъезд и несколько раз нажала на кнопку звонка. Клюкина дома не было. Вот уж невезуха так невезуха. Я чертыхнулась про себя, закурила и вернулась домой.

* * *