Моя маленькая Ведьма (СИ)

После смерти матери Миерны, она этого самого отца просто возненавидела. Так что контролем уже не пахло. И кураторши-ведьмы, как ни старались, успеха в управлении поведением супер-ребёнка добиться не могли.

Вероятно, именно поэтому члены Конклава и решили, что в принципе, неплохо будет просто подбросить её нам. Вы же помните легенду о Троянском Коне? Ну так вот: девочка — их конь. Поскольку сами они с ней потерпели полный крах, и попросту боятся. И теперь они бы хотели, чтоб мы тратили наши силы, время и ресурсы на то, чтоб попытаться подчинить себе Миерну. Или хотя бы договориться с ней.

А договориться с ней можно только об одном.

Она хочет быть Королевой!

Ну а мы, соответственно, будем жалкими подданными-рабами в её королевстве!

Совещание затянулось ещё на три часа.

Пропотев, и отболтав язык в попытках объяснить, почему я считаю, что Миерна хочет именно этого — неограниченной власти! — я двинулся по центральному коридору Убежища к месту, где содержали нашу главную свидетельницу. По делу о самой себе.

Примерно за километр я её услышал, а метров с пятиста стало возможно нормально разговаривать. Я спросил в лоб:

— Почему ты считаешь, что твою мать убил твой отец?

— А кто же ещё?! Я знаю! Это он! Он сам признался — ну, вернее, я увидела! — что изнасиловал её. А потом, когда я уже родилась, злился на неё. Потому что она, как мать, должна управлять мной. Моим послушанием. И поведением. И что-то там ещё я должна была по её указке делать — ну, видеть выживших людей, где они скрываются, и всё такое… А она не могла. И когда он понял, что мать не справляется со мной, он и убил её!

— А сам он? Сам он не пробовал… Справиться с тобой?

— Пробовал, конечно. Только я уже видела, чего он хочет на самом деле.

— И чего же?

— Власти.

— Как это? Он что, был подчинённым?

— Ну да. Хоть и формально, но он вынужден был подчиняться этим старым пердунам из Комиссии и Конклава. Вот он и хотел, чтоб я их всех поубивала, а он стал как бы…

Неограниченным Повелителем всех Ведьм и Инкубов!

Марвин.

К камере Марвина мне пришлось подобраться шагов на двадцать — только так его оказалось более-менее прилично слышно.

— Марвин. Марвин! Это я, Рольф.

— Вижу. — голос равнодушный и усталый. Словно мужчина отчаялся.

Да и правда: тут любой бы отчаялся! Знать, что тебя может в любой момент прищёлкнуть, словно вошь ногтем, родная дочь!.. Которая к тому же тебя люто ненавидит.

— Я хотел спросить. Пожалуйста, не обижайтесь. И не посчитайте с моей стороны нетактичным. То, что говорит Миерна о смерти вашей жены — её матери — правда?

Марвин молчал. И я уж было подумал, что он и не ответит. Но он сказал:

— И да. И нет.

После ещё одной паузы он продолжил. И мне пришлось взломать дверь каптёрки с запасами тканей и ниток, и зайти внутрь: если бы кто-нибудь заметил, что я отираюсь возле камеры с важным заключённым… Про меня могли бы плохо подумать.

— Миерна считает, что это я виновен в смерти Роны. Раньше я и сам так думал — сразу после её смерти. Но позже, когда смог на трезвую голову разобраться, что творилось в голове моей, как вы выразились, жены, я переосмыслил свою роль. В её смерти.

Конкретно — убийцей, назвать меня, всё же, наверное, нельзя. Скорее, можно сказать, что её смерть произошла из-за моей непредусмотрительности… Я, разумеется, полностью осознаю, что если бы я вёл себя по-другому… Возможно, смерть Роны удалось бы отсрочить.

Но — не предотвратить.

Объяснить что-либо этакое, из жизни телепатов, такому, извините, простому и привыкшему к конкретным действиям парню как вы, весьма трудно. Но я всё же попробую. — теперь я услышал его мысленный как бы вздох. Но голос оставался чётким, спокойным, и с отличной дикцией — ещё бы! Он же не говорил в обычном смысле этого слова. А — мыслил:

— Когда малышка Миерна подросла, и стала требовать больше молока, или — более частой замены пелёнок, или ещё больше всяких ладушек-прибауток-подбрасываний, и всего прочего, что нравится грудничкам, мы посчитали это за капризы балованной девочки-младенца. Рона попыталась — ну, по моему совету — не давать ей грудь в те моменты, когда ей казалось, что девочке уже достаточно молока. Так советовал и доктор: перекармливать младенца опасно: ножки станут кривыми, потому что не смогут держать непропорционально больший для них вес! Да и ни к чему нам было, чтобы ребёнок стал полным. А она и так пошла складочками…

И вот тогда Миерна стала мать бить. Нет, не ручками — а мысленно. Там, в голове у Роны словно взрывались бомбы и растекался расплавленный свинец… Миерна могла сделать, и делала матери очень больно. А Рона не могла защищаться — она так и не освоила методику блоков, которую я ей…

Словом, когда Рона сказала, что больше так не может, я обратился к Комиссии, и они разрешили разделить их. Во избежание. Потому что у меня уже были прецеденты: два моих сына убили своих матерей. Мысленно. И ещё три матери задушили своих — ну, вернее, моих! — детей. Потому что не могли больше терпеть эту адскую боль! Ведь с тренировками и возрастом силы детей-менталистов растут! Как и потребности. И понимание мира…