Моя маленькая Ведьма (СИ)

Когда дверь за сестрой закрылась, Марвин вытащил из-под стола второй табурет, и сел. Док воздел очи к потолку, и пожевал усы. Что само по себе сказало Марвину о многом. Так док делал только в серьёзных случаях. Нависшую тишину пришлось нарушить Марвину:

— Что, док? Настолько серьёзно?

— Да. Серьёзней некуда. Я чую. (Да и ты наверняка чуешь!) Напор. Собственно, мыслей как таковых пока нет, поскольку нет словарного запаса, чтоб эти мысли сформулировать и выразить. Но эмоциональный фон — будь здоров! Голод, ощущение холода после комфортного "гнезда", (когда я её развернул) желание снова попасть куда-нибудь в защищённое место… Похоже, твоя чёртова теория скрещивания мутагенов сработала.

Поздравляю. Эта коза тебя за пояс заткнёт!

Марвин почуял, как по спине потекли струйки холодного пота.

— Марвин! Она абсолютно меня не слушается! И кусается! — Рона не скрывала слёз, но и не рыдала в голос — влажные дорожки на щеках уже просто не высыхали.

— Ладно. Я… Попробую её уговорить не кусаться. — Марвин взял прилично потяжелевшее за последнее время тельце на руки. Почему-то он ощущал необыкновенную близость с крохой, и знал, как ту правильно взять. И как — разместить на своей немаленькой груди, чтоб девочке было комфортно.

Впрочем — почему — "почему-то"?! Как раз — потому.

Что чуял её мысли. И эмоции. Да и "словарный запас" у малышки уже появился — "мама", "дай", "ням-ням!". И, конечно — "пи-пи!"

Нося Миерну туда-сюда по крошечному пространству комнаты, Марвин наслаждался: от довольной Миерны буквально исходили волны блаженства и спокойствия. Но это не мешало ему думать, что через пару месяцев нужно всё-таки отнять малышку от груди. И тогда Рона снова сможет забеременеть. По идее. А ещё он думал, что если у Роны будет второй, это наверняка будет мальчик.

Который превзойдёт и Марвина и Миерну.

Так что придётся выждать, когда пройдёт хотя бы пара лет — тогда снова родится девочка! Он всё ещё полагал, что с девочкой ему будет легче. Однако крошечный червячок сомнений в потаённом уголке подсознания вопил не переставая: "Самоуверенный баран! Не будет тебе легче! Малышка уже сейчас проявляет свой крутой нрав! Её — не "проконтролируешь!"

Но пока Марвин велел голоску банального страха заткнуться, и ему доставляло удовольствие "выплёскивать" на крошечное существо в его больших тёплых ладонях ту приязнь, ту нежность и любовь, которые он к ней ощущал.

А хороша она у него!

Огромные тёмно-синие глазищи в поллица, пухленькие розовые щёчки, крошечный ротик — уже с девятью зубками-рисинками! Лапочка, да и только!

Он поймал себя на том, что умильно бормочет вслух:

— Ах ты моё солнышко! Ну, лежи, лежи! — Миерна и правда, вольготно распласталась, прижавшись к его тёплой груди. — Малышка Миерна сейчас будет спаточки! Вот, сейчас-сейчас. А папа споёт ей колыбельную!..

Колыбельных Марвин знал всего две. Но как правило Миерна успевала заснуть до того, как он заканчивал второй куплет второй песенки.

Когда он "упражнялся в вокале", Рона обычно не могла сдержать гримасы: Марвин видел, что ей с одной стороны — не нравится, как он поёт, а с другой — она ревнует и сердится. Что на руках Марвина девочка ощущает себя комфортно и спокойно.

— Осторожно. Накрой её полотенцем, — он бережно уложил малышку в детскую кровать, стоявшую теперь тут же, в углу комнаты Роны. Рона уже подошла с полотенцем в руках. Накрыла аккуратно. Губы кусала молча. Марвин и сам видел, что не всё в порядке. И женщина обеспокоена, если не сказать сильней. Но она в последние недели научилась, если не ставить блок, то сильно мешать Марвину видеть свои мысли и чувства. Но, разумеется, самые сильные скрыть ей не удавалось. Марвин спросил:

— Что на этот раз?

— На этот раз разозлилась на то, что я сказала, что — хватит. В-смысле, сосать. Она, кажется, уже должна была наесться… Ну, я и подумала, что… Она ударила меня сюда. — женщина показала виски, — Было так больно! И ещё я чуяла её мысли: "Ах, тебе молока для меня жалко! Ну так — вот же тебе!" А мне было не жалко. Просто док сказал, что перекармливать нельзя: будет толстенькая, и когда начнёт ходить, ножки начнут портиться, и выгнутся колесом! Мы же не хотим кривоножку?

Марвин походил из угла в угол. Покивал, хмуря брови. Сказал:

— Я разделяю твои невысказанные опасения, — он постучал пальцем себе по виску, — Но тут — даже я бессилен. Если я попробую что-то ей внушить — будет только хуже. Девочка очень… Чует, когда ей пытаются что-то навязать. Ну, собственно, она чуяла это даже когда слов ещё не знала — телепатка же! Считывает эмоции и тайные намерения…

Плохо.

— Да уж куда хуже! Она теперь пачкает пелёнки куда чаще, чем и правда — хочет пи-пи. Думаю, тоже — в знак протеста! Понимает же, что мне неприятно, когда воняет! — о патологической нелюбви Роны к резким запахам Марвин знал с момента знакомства. Прочесть про это и сотни других привычек, прибамбасов и комплексов, ему-то труда… Особенно вначале, когда её разум лежал перед ним открытым. Н-да.

— А ты не пробовала внушить ей, что любишь её? Несмотря даже на то, что она вот такая — капризная?