Моя малышка

Очень быстро соображаю, что идти мне некуда. Прохожие время от времени поглядывают на меня, но не с сочувствием, а скорее с раздражением или осуждением. А то и вовсе скользят равнодушными взглядами и сразу отворачиваются.

В первое время пряталась вместе с малышкой в темных переулках и сидела на мокром от дождя тротуаре, прислонившись спиной к покрытым плесенью кирпичным стенам или запертым, а то и заколоченным дверям. Рядом стояли вонючие мусорные баки, а случалось, совсем близко к нам пробегали крысы. Смотрела на металлические ступеньки пожарных лестниц и пыталась сообразить, что делать. Укрытие покинуть не решалась. Была уверена, что Пол и Лили Зигер идут по нашему следу. Иногда даже казалось, будто нас вот-вот настигнет Джозеф. Но потом, через день-два, сказала себе, что в Чикаго миллионы людей. Здесь мы с Руби легко затеряемся и никто нас не найдет. А что касается Джозефа, то он и вовсе убит, а значит, его можно больше не бояться.

Когда перестала беспокоиться из-за Зигеров и Джозефа, на смену пришли другие тревоги. Как раздобыть пропитание, где ночевать? Деньги, которые дал Мэттью, уже почти закончились. Днем на улице было промозгло, а ночью – еще холоднее. Да и ветры здесь дули такие, что едва с пути не сносили. Через день-два поняла, что придется искать еду в мусоре. Когда закрываются рестораны, объедки выбрасывают в ведро. Затаившись в переулке, чтобы никто не заметил, стояла и ждала. Молилась, чтобы малышка не заплакала. А потом ныряла в бак и искала, чем поживиться. Оставшиеся деньги на себя не тратила – приберегала для Руби, чтобы хватило на молочную смесь.

На улице жить было страшно. Боялась очень и очень многого, но сильнее всего опасалась, что с Руби может случиться что-то плохое. Не хотела причинить малышке вред. Я просто делала то, что должна была. Исполняла обещание, данное маме. Приходилось повторять себе эти слова много раз, когда малышка всю ночь вертелась, кряхтела и плакала, пока наконец не забывалась сном.

В Чикаго мне все нравилось – и огромные здания, и то, что меня там никто не знает, а значит, и не найдет. Но в самый большой восторг меня в «городе ветров» приводила железная дорога. Рельсы тянулись прямо над городскими улицами, а потом вдруг ныряли под землю. Даже решилась истратить кучу денег на проездной билет, чтобы мы с Руби могли кататься, сколько пожелаем. Садились всегда на станции линии «Л», на нее же и возвращались, чтобы не потеряться. Много раз повторила в уме: «Л», «Л», «Л», чтобы не перепутать с какой-нибудь другой буквой. Когда день был холодный или дождливый или нам с малышкой было нечем заняться, садились в поезд и ездили туда-сюда.

Скоро обнаружила, что на одной из станций коричневой линии есть библиотека. На карте было так и написано: «Библиотека». Сразу решила, что это знак.

Однажды прохладным, промозглым апрельским днем поднялась по ступенькам на платформу станции. Мы с малышкой уже провели в Чикаго неделю – может быть, две. Чтобы девочка не замерзла и не промокла, прикрыла ее пальто. Пока ждали поезда в окружении мужчин и женщин с огромными зонтиками, портфелями и сумками, другие пассажиры смотрели на нас, показывали пальцами, шептались. Говорили и про ребенка, и про меня. Отводила взгляд, делала вид, будто не замечаю, прикрывала лицо волосами, чтобы не видеть, как все они разглядывают меня, тычут пальцами.

Первый поезд оказался слишком сильно набитым. Толпы мне не нравились. Неприятно, когда тебя вплотную прижимают к незнакомым людям так, что чувствуешь аромат их духов или шампуня. А самое худшее, что они, в свою очередь, ощущали вонь моего давно не мытого тела и помоев из мусорных баков, возле которых мы с Руби спали.

Поэтому я сказала малышке, что мы будем ждать другой поезд. Стояла и наблюдала, как садятся остальные. Никто из них не обращал на нас ни малейшего внимания. Кроме… Тут я заметила ее – женщину, на секунду замершую возле входа в вагон. Единственную во всем Чикаго, кто надолго остановил на мне взгляд. Потом она села в поезд, но продолжала смотреть на нас в окно. Я, конечно, отвернулась и попыталась сделать равнодушное лицо, будто не заметила, как меня разглядывают.

В библиотеку поехали на следующем поезде коричневой линии. Это оказалось большое здание из красного кирпича в самом центре города. На зеленой крыше сидели статуи каких-то крылатых существ, казалось наблюдавших за мной. Но я их не испугалась.

Думала, никогда больше не увижу эту женщину. Но потом мы встретились снова.

Крис

Потеряв дар речи, застываю с открытым ртом. Ни слова не могу выговорить. Хайди лежит на диване. Раскинулась на спине с голой грудью. Черное платье, которого раньше не видел, болтается у пояса. Волосы были собраны в прическу, но теперь растрепались. Все лицо покрыто разводами от косметики. Жена никогда так ярко не красилась – темная тушь, темная помада. Ребенок визжит, заходясь в истерике. Напоминаю себе, что Хайди никогда не причинит вреда младенцу, жена ведь любит детей. Хотя сейчас я в этом не уверен.