Моя малышка

– Пора давать Руби лекарство, – вдруг робко произносит эта девчонка. Эта воровка, укравшая папино обручальное кольцо.

Хочется закричать, однако удивительно спокойным тоном произношу:

– Ты взяла кольцо. Обручальное кольцо моего отца.

Едва удерживаюсь, чтобы не схватить ее за шею и не встряхнуть как следует. Уиллоу забрала самую дорогую мне вещь. Однако продолжаю сидеть на краю ванны. Провожу рукой по поле флисового халата, нащупав карман, где лежит швейцарский нож. Он складной, и внутри скрывается много полезных инструментов, которые при желании можно использовать и в качестве оружия – штопор, ножницы, буравчик и, конечно, само лезвие.

– Что? – слабым, растерянным голосом переспрашивает Уиллоу. Голос звучит обиженно, будто в этой ситуации жертва она. Можно подумать, это ее ограбили, ее добротой воспользовались. Голос девчонки звучит тихо, едва слышно. Она начинает торопливо, отчаянно мотать головой. – Нет, я не брала, – шепчет Уиллоу.

Однако при этом отводит глаза и нервно теребит пальцы. Она часто моргает, бледная кожа залилась краской. Так себя ведут, когда обманывают. Поднимаюсь. Уиллоу торопливо пятится обратно в спальню, бормоча себе под нос что-то про Иисуса, прощение и милосердие. Надо думать, это равносильно признанию.

– Где оно? – спрашиваю я, следуя за Уиллоу в гостиную.

Шаги мои тихи, но торопливы, поэтому быстро ее догоняю.

В мягких тапках из овечьей шерсти пересекаю комнату и хватаю Уиллоу за руку. Разворачиваю девушку к себе. Теперь ей приходится встретиться со мной глазами. Но мой взгляд Уиллоу выдерживает со стойкостью, выдающей закоренелую преступницу. Девчонка сразу отпрянула. Не любит, когда нарушают ее драгоценное личное пространство. Она поспешно прячет руки за спиной, чтобы я больше не могла ее схватить.

– Куда ты спрятала папино обручальное кольцо? – требовательно спрашиваю я.

Малышка наблюдает за нами с пола, жуя носочек в горошек, который только что стянула с розовой ножки. Ребенок весел, спокоен и не замечает напряженной, предгрозовой атмосферы в комнате.

– Я не брала, – повторяет свою ложь Уиллоу. Однако твердости в голосе не слышно – произнесенные слова напоминают бесхребетных червяков или пиявок. – Честное слово, мэм, я не трогала ваше кольцо.

Но, что бы Уиллоу ни говорила, глаза у нее бегают, выдавая коварный умысел. Место наивной, ранимой девушки, какой я ее когда-то считала, занимает хитрая, ловкая воровка. Непорядочная особа, научившаяся искусно втираться людям в доверие.

Уиллоу по-прежнему избегает моего взгляда, лишь неловко поводит плечами, будто и впрямь смущена. Ничего не скажешь, умелая притворщица. Речь Уиллоу тороплива, резка, отрывиста. Конечно же девчонка все отрицает: «Я не брала», «Честное слово». Но руки жестикулируют слишком энергично, а щеки покраснели. Все это лишь умелая актерская игра. Да она просто смеется, издевается надо мной! Смотрит невинными глазками, изображает овечку, а сама волчица. Видимо, нарочно торчала целыми днями на станции под дождем, надеясь, что найдется дура, которая пожалеет ее и заглотит наживку. Дура вроде меня.

– Куда ты дела кольцо? – уже с тревогой спрашиваю я. – Что ты с ним сделала?

– У меня его нет, – твердит девчонка. – Я не брала.

И опять принимается мотать головой из стороны в сторону, точно маятник.

Но я не сдаюсь:

– Нет, взяла. Меня не проведешь. Ты его сняла с крючка в ванной. Кольцо моего отца.

– Мэм, – умоляющим тоном произносит Уиллоу.

Девчонка так жалка, что почти готова пожалеть ее. Однако понимаю, что ее мольбы – лишь бездарный спектакль. Уиллоу снова пятится. Делаю шаг вперед. Она вздрагивает всем телом. Нащупываю нож в кармане фиолетового халата и, стиснув рукоятку, выдавливаю одно слово:

– Уходи.

Чувствую, как нож дрожит в руке. Мысленно прошу Уиллоу: «Только не давай мне повода…» Та снова качает головой. Светлые волосы падают на широкораспахнутые глаза. Губы выговаривают одно слово:

– Нет, нет…

Потом Уиллоу начинает униженно просить, чтобы не гнала ее на ночь глядя и позволила остаться хоть ненадолго. Снова припустил дождь, капли барабанят по окну. Пока ливень не слишком сильный, но вполне может разойтись.

– Уходи, – повторяю я. – Уходи сейчас же, пока я не вызвала полицию.

Делаю шаг по направлению к стоящему на столешнице телефону.

– Пожалуйста, не надо! – взмолилась Уиллоу. – Можно я утром уйду?

И косится на дождь, льющий за окном.

– Верни, – твердо произношу я. – Верни то, что украла.

– Пожалуйста, мэм, – тянет Уиллоу. Потом вдруг прибавляет: – Хайди…

Будто пытается до меня достучаться, пробудить сострадание. Однако реакция прямо обратная. Такая фамильярность и наглость вызывают лишь раздражение. Нахальная выходка лишний раз напоминает, с какой бесстыдной, беспардонной особой имею дело. Все остальное – лишь ужимки, призванные усыпить мою бдительность. Эта жалкая мошенница обманом проникла в мой дом и обворовала меня. Потом надо проверить, что еще она стащила. Польскую вазу, бабушкин жемчуг, кольцо Криса?

– Для тебя – миссис Вуд, – холодно поправляю я.

– Миссис Вуд, я правда не трогала ваше кольцо. Клянусь. У меня его нет.