Моя мама сошла с ума. Книга для взрослых, чьи родители вдруг стали детьми

Но всё же даже у этих известных моих соавторов родители и близкие, о которых они рассказывают, сами люди непубличные. И насколько всё становится сложнее, если деменция у человека известного, которого знают и каждое появление которого ловят все – и поклонники, и желтая пресса.

Еще и поэтому так важна личная история актрисы Анны Тереховой. Которая решилась для этой книги публично рассказать о болезни своей любимой мамы, великой актрисы Маргариты Тереховой.

@моя_история

Анна Терехова, актриса, Москва

Мы решились рассказать свою историю для этой книги еще и потому, что в интернете гуляет много домыслов и откровенной лжи. Кто-то что-то услышал, додумал, дописал. И нашей семье, и всем, кто ценит и уважает творчество моей мамы Маргариты Борисовны Тереховой, особенно важно отделить ее от этой лжи.

Началось всё больше десяти лет назад. Выражалось на первых порах в рассеянности в быту, повторениях одного и того же. Но нарастало очень постепенно. Сейчас уже, много прочитав про эту болезнь, знаю, что у кого-то это происходит резко и даже агрессивно. У нас ничего подобного не было. Наоборот, у мамы всё ушло в благость. Она стала спокойной и даже немного наивной. На улице к ней подходили поклонники, она могла незнакомых ей людей обнять и расцеловать.

Каких-то более ранних симптомов назвать не могу. Я всё относила к маминой экстраординарности, скажем так, и к ее профессии. У нее такая доля нелегкая – конечно, известность, конечно, великая актриса, но одновременно с этим постоянное эмоциональное изматывание, постоянный стресс – всё это давало о себе знать. У мамы случались резкие смены настроения. Не так часто я это замечала раньше, но постепенно они стали повторяться чаще – такие эмоциональные вспышки.

Она могла быть удивительно доброй и ласковой – и вдруг стать совершенно другой. Но я не относила это к признакам какой-то болезни, а считала маминой особенностью: ей же нужно было готовиться, настраивать себя на сложные роли. Когда она давала интервью, то могла начать с одной темы, развивать ее, потом перескочить на другую, на третью и уже не помнить, с чего начала. Но и это не казалось чем-то особенно странным. У творческих людей такое бывает.

Мамочка немного сдала, когда стала жить одна – мой младший брат Саша переехал. Мы жили недалеко друг от друга и часто виделись, но в своей квартире, в повседневной бытовой жизни она осталась одна. И как-то растерялась. Примерно в то же время и в театре не осталось спектаклей, в которых мама была бы задействована. Что тоже не добавило ей здоровья. Она расстраивалась, конечно. И новых ролей в кино не предлагали. Мечтала снять фильм или поставить спектакль о Ксении Блаженной, ее любимой святой, но всё тоже как-то не складывалось.

Мама еще хотела реализовать себя в режиссуре, репетировала новый спектакль. Уже позже актеры рассказали мне, что с ней стала случаться странная забывчивость – она могла дать режиссерские указания, а на следующий день совершенно не помнила, что сделала это. Еще я заметила, что она пытается что-то записывать, а у нее не получается, и поняла, что ей трудно сформулировать мысль.

Тогда я чувствовала беспомощность, хотела как-то помочь, но не могла. Предложения обратиться к врачу резко мамой отвергались. Категорически не хотела помощницы, чужого человека в доме. К врачу вели ее сложными способами, подключили и священника, нашего духовного отца, которому мама доверяет, сделали всё так, чтобы она не поняла, куда ее ведут. Сделали тест, МРТ, которые показали серьезные изменения, после чего поставили диагноз.

Конечно, трудно видеть, как человек меняется. Сейчас я уже понимаю, как важно первый момент не упустить. Это сложно. Для меня и брата было очень сложно переключить маму на другую жизнь – отвести к врачу, найти сиделку, наладить жизнь мамы с сиделкой. С сиделками у нас было много проблем. И обманывали нас, и воровали, и информацию желтой прессе сливали, во время прогулки им было трудно за мамой уследить.

В то время, когда мама жила одна, ее иногда подлавливали недобросовестные журналисты, желтая пресса. Звонили маме, вызывали ее на улицу, не предупреждая, снимали, фотографировали. Такая провокация! За которой я не могла уследить. Снимут несколько кадров, потом из этого непонятно что смонтируют, допишут, договорят от себя. Много домыслов было. Каждый, кто сталкивался с ситуацией болезни близкого человека, меня поймет, насколько это против всех правил – публично обнародовать съемки человека, который болен и который не может сам себя защитить.