Моя мать Марлен Дитрих. Том 1

Она пошла на вечеринку в Дом смеха в шортах с голыми ногами, в мальчишечьих ботинках и носках, с веселеньким платочком на шее; фотографы были в восторге, а мама вернулась домой вся в синяках! Я встретила ее в холле.

— Радость моя, помоги подняться по лестнице! Не смотри на мои ноги! Тебе не стоит волноваться! Ну и вечеринка! Нас посадили на мешки с картошкой и заставили съезжать с огромных горок! Я думала, мы пролетим сквозь стену прямо в океан!.. А катающиеся бочки! Надо было бежать между ними, стараясь не упасть! Просто ужас! Все валились друг на друга и хохотали! Они считали, что это смешно! Ты знаешь эти жуткие зеркала, в которых выглядишь или карлицей, или гигантшей, или толстухой? Они тоже там были. Кому охота видеть себя толстым? Это я могу иметь прямо у себя в ванной и при этом на самом деле не выглядеть, как будто я вернулась с войны! Помнишь нашего продавца сорочек? Он на всех фотографиях оказался рядом с Ломбард. Весь вечер следил за передвижениями фотографов и успевал к месту раньше их. «Всегда готов», красавчик! Боже! Посмотри на мои коленки! В машине они не были такие страшные!

Колени действительно имели ужасный вид — как будто она на большой скорости упала с велосипеда на гравий. Ее блузка была сделана из того же плотного шелка-сырца, что и шорты, поэтому руки были хоть как-то защищены, но все равно рукава порвались на локтях, и сквозь дыры виднелись кровоточащие ссадины. Мы обмыли колени и голени, остановили кровь, после чего она погрузилась в горячую ванну с английской солью. Она морщилась от боли, но продолжала выпускать пар:

— И всем этим развлекать гостей? Хуже всего была штука под названием «взбивалка». Такая огромная чаша с небольшой платформой посередине, на которую мы сначала сели. И вдруг эта штука начала вращаться! Мы все слетели с лавки и попадали на дно чаши! Но на этом дело не кончилось, потому что тот, кто оказывался на платформе в момент остановки, объявлялся победителем! И вот мы на четвереньках в ужасе пытаемся вскарабкаться на полку, а это чудовище все крутится и смахивает нас обратно. Кого-то точно вырвало! Должно быть, коленки я разбила на этой штуке. Не могла же я остаться в стороне — все смотрели. Но такие дети! Как это по-американски! Веселиться, веселиться, веселиться! Бартелмесс, казалось бы, старик, а как ему понравилась эта жужжалка!..

Я помогла ей вылезти из ванны и дойти до постели.

— Конечно, в брюках Ломбард не так повредила ноги. Ей всегда надо закрывать ноги! — и она уснула.

На следующее утро ее синяки приобрели нежный красновато-коричневый оттенок, и двигалась она с трудом. Так как было воскресенье и все сидели по домам, она названивала знакомым по телефону. Начинала она так:

— Я была на совершенно восхитительной вечеринке, которую Кэрол Ломбард устроила в Доме смеха! Я сейчас тебе все расскажу!..

С каждым звонком она поддавала жару в свой рассказ. Когда к ужину пришел прихрамывающий Бартелмесс, нас разобрал истерический хохот. Мама заявила, что ему поделом — нечего притворяться «юным». Ему было всего сорок лет тогда, но он не обиделся. Он был безумно влюблен в нее и смеялся вместе с ней и вообще вел себя очень мило.

На свет извлекли чемоданы моего отца. Они с Тами возвращались на «Иль де Франс» в Париж.

— Тамиляйн, как мне узнавать, как ты?

Это был наш последний разговор, мы сидели одни у бассейна.

— Катэр, у меня все в порядке! Видишь, я за целую неделю не сделала ни одной глупости! Не надо так беспокоиться обо мне. Ты еще совсем молода — просто радуйся солнцу и будь счастлива!

— Я не совсем молода! Я знаю, какой Папи вредный с тобой.

Она ахнула и закрыла мне рот рукой.

— Катэр, никогда не говори так о Папи! Он добр и терпелив. Чудесный человек. Гордись тем, что у тебя такой отец. И Мутти тоже! На целом свете нет никого великодушнее ее. Полная самоотдача, всегда все для всех делает. И вся ее жизнь в тебе. Она любит тебя больше всех. Всегда люби ее и Папи тоже!

— Обязательно напиши мне, Тамиляйн.

— Ладно… только это сложно. Папи боится, что я могу написать глупости. Я иногда пишу по-русски и должна показывать письма ему, прежде чем он их отправит.

— Послушай, Тами. Ты можешь написать мне письмо в парке, пока гуляешь с Тедди. Потом пойди на Плаца-Атене, купи на хозяйственные деньги марку и отдай письмо консьержке, чтобы она отправила. — Не зря же я была дочерью лучшей сочинительницы сценариев для личной жизни! Иногда уроки моей матери оказывались весьма кстати!

— О! Думаю, мне не следует делать такие вещи. И потом, как ты его получишь?