Моя мать Марлен Дитрих. Том 2

Милая моя, всего несколько слов, просто, чтобы ты знала. Грандиозная премьера. И Риккардо Фазанелли (то же самое, что фазан. «Гольд фазан». Сестра любила меня называть в детстве «Золотой фазан». Птица). Тридцать лет. Дитя смешанного брака. Баски с итальянцами у него в роду уже несколько поколений. Отсюда узкая кость. Тонкое лицо… Большущие черные глаза, очень близорукие. Иногда в очках с роговой оправой. Темно-каштановые волосы, кудрявые и мягкие, как у ребенка. Незауряден. Умен дьявольски — и трет глаза кулаком, точно маленький мальчик. Представляешь, что я имею в виду? Умереть, да? Мы разговаривали, и я сказала по поводу одной фразы: «Это же смешно… Обещаю, что обязательно вытащу свою сеть». (Мы говорили об океане, о рыбаках и лодках). Тогда он возразил: «Но эти слова абсолютно лишены смысла. Вы сказали, что влюблены в меня, а теперь говорите: «Обещаю вытащить свою сеть». Вы не можете так поступить, если влюблены». Способна ты вообразить, с каким неистовым восторгом я это восприняла?! После всех долгих лет в окружении эмоциональных идиотов? Может быть, нам следует и дальше сохранять такие отношения… Любить только души друг друга… Во всяком случае, я его вовсе не склонна соблазнять и даже ни о чем таком не помышляю. Но, Боже правый, как он на меня смотрит. У меня зубы начинают стучать.

Мэсси

Когда в Германии посреди выступления в нее бросили тухлым яйцом, публика чуть не линчевала обидчика, а потом, стоя, устроила Дитрих настоящую овацию за то, что актриса отказалась уйти со сцены по требованию «какого-то настоящего нациста»; тот даже пытался силой стащить ее вниз. Однажды вечером во время триумфальной поездки все по той же Германии она упала, свалилась в оркестровую яму. Ночью у меня в доме зазвонил телефон:

— Дорогая… Я упала.

Ее испуганный голос был едва слышен.

— Где ты сейчас?

— В кровати, у себя в отеле.

— Чем ты ударилась?

— Ноги не пострадали. Не беспокойся: я стукнулась только левым плечом. Повредила его, но догадалась привязать руку к телу мужским галстуком и нормально закончила шоу. Слава Богу, я уже успела переодеться и была во фраке, так что платье при падении не порвалось.

— Ясно. Теперь слушай меня внимательно. Поблизости от тебя, в Висбадене, есть американский госпиталь. Утром прежде всего поедешь туда, пусть тебе сделают рентген, а потом…

Она меня прервала:

— Господи! Да я же ничего не сломала! Просто на сцене было почти совсем темно, я не видела края, сделала несколько шагов вперед и вдруг… исчезла из виду… Публика, должно быть, сильно позабавилась.

— Не заговаривай мне зубы и не пытайся увильнуть от того, про что я говорю. Завтра поедешь в Висбаден на рентген. Это приказ!

Она позвонила по возвращении из госпиталя:

— Я им сказала: «Теперь вы понимаете, что моя дочь всегда права? Это дочь потребовала, чтоб я сюда приехала и прошла рентген. Представляете — она сидит себе безвылазно в Нью-Йорке и при этом она — единственный человек, которому известно, что здесь, в Висбадене, имеется американский госпиталь». Ты действительно оказалась права. Как всегда. Они сказали, что у меня сломана ключица. Но что бы там ни было, я просто-напросто привяжу себе руку к боку, как вчера, и все будет в порядке. Боли не станет, и я смогу продолжить турне.