Моя мать Марлен Дитрих. Том 2

Габен не сердился, что Дитрих посвящает свое время любому делу, помогающему борьбе с фашизмом. Но именно то, что «военная работа», как она ее называла, приносит Дитрих наивысшую радость и эмоциональный подъем, невольно вызывало у Габена чувство собственной непричастности, и он считал себя бесполезным иностранцем. Она приходила домой, переполненная впечатлениями. Солдаты прижимали ее к себе крепко-крепко, она даже чувствовала их растущее возбуждение; какие они милые, эти свежеумытые наивные мальчики, будущие герои; конечно, воспоминания о последнем танце с «Марлен» они пронесут через все ужасы войны. Ее энтузиазм и эмоциональное удовлетворение, к которому он не имел никакого отношения, вызывало у Габена чувство ревности. Дитрих, не подозревавшая о тонком душевном устройстве других людей, досадовала на то, что он «человек настроений», обвиняла Габена в ревности к «ее мальчикам», потому что кроме «глупого фильма» он ничего для войны не делает.

Должно быть, моя преданная мать подкупила кого-то: я сдала экзамены за среднюю школу. Удивительно! На протяжении многих лет я опасалась, что калифорнийский департамент образования когда-нибудь пробудится от спячки и потащит меня в тюрьму. С тех пор прошло пятьдесят лет, и закон о сроке давности работает на меня.

Ходят слухи о кровавой бойне в варшавском гетто. Здесь мало кто этому верит. Союзники высадились в Сицилии, бомбежка Германии усилилась.

Я нашла человека, готового жениться на мне, и полагала, что спасение близко. В тот день, когда я запаковала свои немногочисленные вещи, вступая в грустный и глупый слишком ранний брак, моя мать, наблюдавшая за мной с застывшим лицом, вышла, а потом вернулась со свадебным подарком — совершенно новой резиновой спринцовкой.

— По крайней мере, позаботься о том, чтобы не забеременеть, — напутствовала она меня.

С этим мудрым и добрым наказом я и покинула материнский дом. На свадьбу я надела летнее серое платье с лиловыми фиалками. Погребальные тона я не выбирала заранее, но они, как оказалось, были вполне уместны. Бедный мальчик, незрелый и неприученный к обращению с жуткой неврастеничкой, которая ему досталась в жены. Наше «узаконенное сожительство» продолжалось ровно столько, чтобы принести еще одну золотую звездочку на учетную дощечку моей «матери-мученицы». Она нашла маленькую квартирку, подлинную роскошь в военное время, убрала ее и обставила. Создала маленькое «любовное гнездышко» для счастья неблагодарной дочери, «покинувшей» ее.

Конечно, отчаянная попытка побега, жалкая иллюзия нормальной жизни была обречена с самого начала. Так называемое «замужество» закончилось, не начавшись. У меня оставалось три возможности, кроме весьма очевидной четвертой — продавать себя на углу улиц Голливуд и Вайн. В пьяном виде я, возможно, испробовала бы этот способ, будь я уверена, что заработаю себе таким образом на жизнь, но я сомневалась, учитывая свои внешние данные. Стало быть — возвращение к матери, или к вечно ждущей Носорожихе, или автостопом через всю страну в карательное заведение отца. Я выбрала из всех зол меньшее… мать. Я не отличалась особой сообразительностью. Возможно, на моем выборе сказалось слишком раннее впечатляющее чтение «Гамлета», потому-то я и предпочла «знакомое» зло. Возвращаясь к матери, я, по крайней мере, знала, что меня ждет, чего ждать в будущем, включая ее глубочайшее удовлетворение от обретения вновь «главной любви ее жизни». Отныне хвост будет плотно зажат меж ее ног.

Своим приходом я доставила матери подлинное наслаждение. Более пятидесяти лет она напоминала всем вокруг, включая меня, как она, «всепрощающая мать», приняла меня, блудную дочь, в свой дом. Она даже присочинила трогательную сцену, будто я залезла к ней в постель среди ночи, жалобно моля:

— Мутти, я вернулась. Можно я посплю с тобой?

На самом деле я вернулась в полдень, хлебнула бурбона и, скрипя зубами, пошла каяться. Матери дома не оказалось: она все еще находилась у Габена. Но ее версия куда больше подходит для сценария о возвращении блудной дочери. Мне безразлично, какое зло мне причинили другие — самое большое зло я причинила себе сама.