Моя мать Марлен Дитрих. Том 2

Я приехала в Нью-Йорк, надеясь найти работу в театре, и почти целый день пребывала в трезвом состоянии. Денег не хватало, и мне пришлось поселиться в квартире отца. Свободное от прослушивания время я посещала Тами. Ее здоровье резко ухудшилось. Мой «многострадальный» отец гонял ее от одного психиатра к другому по настоянию моей «многострадальной» матери, которая оплачивала счета. Один психиатр находил у нее шизофрению, другие — маниакально-депрессивный психоз, паранойю, одержимость навязчивыми идеями, истерию и всевозможные другие тяжелые заболевания — и все из-за неспособности установить один верный диагноз. И пока длилось хождение Тами по мукам, мой отец, твердо убежденный в том, что ей нужна лишь строгая дисциплина, и только тогда она придет в норму, обращался с ней соответственно, ставя ее и без того придавленной душе все новые и новые ограничения. Тами, как затравленный зверь, вся сжималась от страха, когда он был рядом. Моя мать, полагавшая, что психиатрия существует для слабых и неразумных этого мира, лишь качала головой, осуждая Тами, ее «глупость и неумение держать себя в руках», оплачивала счета врачей и жаловалась всем вокруг на «бремя забот о Тами и ее болезнях», которое она несет ради «бедного Папи».

Я участвовала в пробах на роль в театре, за которую любая молодая актриса отдала бы все на свете, и прошла! Теперь я была занята в спектакле и к тому же вела трезвый образ жизни. В конце концов жить стоило.

Спектакль «Нелепое представление» в постановке театральной гильдии с Таллула Бэнкхед в главной роли, как обычно, неделями обкатывался на репетициях в турне, до премьеры, на Бродвее. Это было поистине впечатляющее зрелище, и не только на сцене. Наша звезда, обычно пьяная в дым и совершенно голая, гонялась за мной по коридорам отеля. Бедная Таллула! Ей не удалось «залезть в трусики» Дитрих в «Парамаунте», так вот теперь она решила проделать это с дочерью Дитрих в Колумбусе, штат Огайо, и далее по пути на запад. Стремление сохранить работу весьма рискованно в таких случаях, особенно, если не позволяешь звезде догнать тебя. Я делала свое дело, держала язык за зубами и многому научилась у хороших людей, получила уроки актерского мастерства у опытных мастеров, дублировала звезду и сильно разочаровала ее способностью быстро бегать.

Наконец я вернулась в Нью-Йорк, до премьеры на Бродвее. Уложив Тами в постель, я отправилась на Сорок пятую улицу и остановилась против театра Мартина Бека. Внутри было темно, надпись на транспаранте еще не закончена, но огромная фотореклама Бэнкхед и ее партнера Дональда Кука уже установлена на колоннах снаружи. А рядом с ними и мое изображение в восемь футов, будто и я — звезда. Ни роль, ни мой талант не оправдывали такого внимания к моей персоне. Похоже, слова «дочь Дитрих» оказывали на бродвейскую публику такое же гипнотическое воздействие в 1945 году, как на поклонников Дитрих в 1931. Увидев огромную афишу, я с беспокойством подумала, что первая проба, которой я так гордилась, прошла успешно вовсе не из-за моих актерских способностей! Псевдоним, взятый для укрытия, ничего не изменил. Обозреватели доброжелательно писали о подающей надежды Марии Мэнтон, дочери Марлен Дитрих.

В апреле президент Рузвельт умер в начале своего четвертого президентского срока. В Нью-Йорке мы замерли, потрясенные, когда перед спектаклем Таллула сообщила зрителям печальное известие. Для меня Рузвельт был Президент, единственный из всех, кого я знала, похожий на отца, всегда готового прийти на помощь, и я оплакивала его, как отца.

Гитлер покончил с собой в своем бункере в конце апреля, но люди поверили в это сообщение лишь через неделю, когда мы все посходили с ума, празднуя День Победы. Мне так хотелось, чтобы Рузвельт пожил немного дольше и увидел конец войны в Европе. Теперь люди, сражавшиеся там и пережившие ужасную трагедию, ждали, когда их отправят на пароходах не домой, но на другой театр военных действий на Тихом океане, где еще продолжалась война.

Когда спектакль сошел, я обратилась в Объединенную службу культурно-бытового обслуживания войск (ОСО) с намерением получить роль в одном из многочисленных спектаклей, которыми развлекали оккупационные войска и солдат, ждущих отправки на Тихий океан. Мать писала, что она снова в Париже, и я так и не узнала, куда подевалась ее бедная труппа; сама она об этом и словом не обмолвилась, озабоченная тем, чтобы уезжающие в командировку в Берлин захватили с собой посылки с едой для ее матери. Почти всегда офицеры, выполнявшие эту благотворительную акцию, везли и посылки, и кое-что впридачу.

— Это самое малое, что мы можем сделать для нашей храброй Марлен, — обычно говорили они.

Мать, сознавая, что ее сопроводительное письмо, написанное от руки, будет читать цензор, писала по-английски, в американском стиле.

28 июня 1945

Надеюсь, посылка дойдет до тебя благополучно.