Моя мать Марлен Дитрих. Том 2

— Ах, дорогая, если бы ты его слышала! Он великолепен! Такой мягкий, такой лиричный, такой романтический! Представляешь, когда я первый раз ему позвонила, я подумала, что неправильно набрала номер. Мне ответил странный голос с этим кошмарным американским гнусавым выговором! Но это был он! Уму непостижимо! Ведь он же русский — как можно позволять себе говорить чисто по-американски? Я сказала, что он должен немедленно прекратить так изъясняться. Ему это не подходит. Это звучит по-плебейски! Я сказала ему: «Я была влюблена в Нуреева, но теперь я люблю вас! Вы гораздо лучший танцор, чем он, и вы настоящий мужчина!» Он хочет приехать со мной повидаться. Разумеется, это невозможно, но было бы так приятно… После всех этих пустых лет я бы разгорячилась и, наверно, там, «внизу» опять что-то напряглось, как ты считаешь? Ему бы это понравилось. И даже спать с ним было бы… — Голос ее замирал — начинал действовать «Фернандо Ламас».

Я выкрикнула заученную фразу:

— Мэсси? Мэсси? Повесь трубку! Повесь, пока не забыла!

Когда летом 1987 года приходящая на «два часа в день» домработница уехала к себе в Португалию навестить родителей, мать пришла в ярость и потребовала, чтобы консьержи и их жены приходили к ней, главным образом, по вечерам — выносить ее ведра. Поскольку эта идея никого особо не вдохновила, она позвонила мне.

— Думаешь, просто найти человека, который мог бы взять ведро с мочой и вылить его в туалет? Неужели это так трудно? Все должны быть счастливы, что я могу мочиться! А они все вместо того, чтобы сказать: «Как замечательно, что мадам может мочиться», ведут себя так, будто я попросила их сделать что-то несусветное. Со мной могло случиться то же, что с Шевалье. Помнишь, отчего он умер? Он не мог мочиться! Да они все должны быть счастливы! Потому что я могу! Ты со мной согласна?

Я годами умоляла ее завести постоянную сиделку — безуспешно. Теперь я в очередной раз осмелилась заметить, что опытная профессиональная сиделка помогла бы избежать всех неприятностей, связанных с физическими недугами. Это ее взбесило:

— Дать какой-то «чужой» тупице ключ? Где ты найдешь профессиональную сиделку? Мне, что ли, ее всему учить? Ты же прекрасно знаешь, что я ненавижу женщин. Нет! У меня другая идея. Ты помнишь человека, который внизу по ночам сторожит гараж? Тот самый, которому я уже дала ключ на случай, если ночью не смогу ни с кем связаться. Вот он мог бы ко мне приходить. Просто приходить каждый вечер и выливать мочу. Он выглядит старше своих лет, но на самом деле довольно молодой и очень милый. Не знаю почему, я как-то вечером попросила его зайти, он пришел, и мы с ним поболтали. Он сел на кровать, достал из бумажника фотографии и показал мне.

Очень приятный человек. На прощанье он меня обнял, и я тоже его обняла. Не сомневаюсь, что он будет приходить и выливать мочу, если я его попрошу.

Я тоже не сомневалась, что этот очаровательный ночной сторож будет приходить каждый вечер, чтобы получить свою сотню франков и поближе познакомиться со знаменитой отшельницей, и представила себе, как он будет меня шантажировать и сколько денег в недалеком будущем мне придется выбросить на ветер.

Мать отказывалась, чтобы кто-нибудь постоянно с ней жил, но, поскольку была прикована к постели, раздала ключи всем, кто ее обслуживал, чтобы они имели свободный доступ в квартиру. Я знала, кому из них можно доверять, но были и такие, которых ничто бы не остановило, если бы им представился случай за огромные деньги «продать» ее секреты. Меня постоянно преследовал один и тот же кошмарный сон: мать умерла, но ни я, ни те, кому я доверяла, не смогли вовремя попасть в квартиру и опередить стервятников, дерущихся из-за представляющего публичный интерес лакомого куска.